Все остальное известно тебе, Энгельберт. Ты сын герцога и моей жены; мать Лотаря призналась мне, что для сокрытия тебя от света, тебя отдали на попечение стариков, стороживших Рабенест.
Я едва мог понять последние слова графа; меня подавляла и почти сводила с ума мысль: Нельда моя сестра!
Это был конец моим мечтам и моей любви! Подавленный тяжестью переживаемого, я бросился к ногам человека, счастье которого было разбито моим появлением на свет, и повторял в отчаянии:
— Нельда моя сестра, а я люблю ее!
Граф Бруно с нежностью прижал меня к своей груди, и отец не мог бы в такую тяжелую минуту ласковее отнестись к сыну своего соперника, чем этот великодушный человек. Но ничто не в состоянии было утешить меня, потому что я плакал слезами ребенка, увидавшего разбитой свою первую надежду.
Увещевания графа наконец успокоили меня, и я решил бежать от Нельды, не открывая ей истины, но я чувствовал себя очень дурно, удар был слишком силен, и у меня началось воспаление мозга.
Граф Бруно ухаживал за мною с нежностью отца, и я понемногу оправился. Тогда я узнал от моего приемного отца, что во время моей болезни к нему являлась какая-то таинственная личность и собирала самые подробные справки обо мне и о месте моего пребывания с тех пор, как я покинул замок Рувенов. Старик сообщил ему все, и незнакомец скрылся. Известие о таком запоздалом внимании к моей особе не особенно тронуло меня; то, что я узнал о моем происхождении, было отвратительно мне.
Однажды вечером, когда мы беседовали у камина, рыцарь Теобальд сказал мне:
— Я получил письмо от Нельды. Она справляется о твоем здоровье, прося моего благословения и разрешения быть твоей женой. Ее единственное желание, говорит она, приехать сюда и жить в уединении, так как она знает, что ты имеешь более склонности к науке, чем к военной карьере. Но более всего она стремится покинуть замок Рувенов потому, что герцог открыто преследует ее своей любовью и сделался ей положительно противен. Надо позаботиться избавить ее от этого преследования. Как только ты будешь достаточно крепок, тебе надо ехать и отдать ее под покровительство Лотаря; он с радостью примет ее.
Что же касается твоей будущности, вот что я тебе предложу. Постарайся получить аудиенцию у герцога. Я тебе дам его перстень, забытый твоей матерью; он и знак на твоей руке послужат доказательством твоего происхождения. Обо мне ты будешь молчать; я умер. Скажи только, что ты осведомлен обо всей истории.
Он открыл сундук и достал перстень и несколько листов пергамента.
— Вот, — сказал он, — вещи, оставленные Розой. Но выслушай еще: прежде всего отправляйся в монастырь урсулинок и справься, как зовут аббатису. Если еще жива мать Варвара, покажи ей перстень и бумаги; женщина эта должна знать о твоем рождении и может дать тебе драгоценные указания.
Несколько дней спустя я простился с рыцарем — ах! почему я не его сын? — и направился в монастырь урсулинок, который был по соседству с аббатством, где жил Бенедиктус.
* * *
Наступила ночь, когда я достиг цели моего путешествия; я был разбит от усталости и, увидев на опушке леса гостиницу, остановился в ней, несмотря на ее подозрительный вид.
Войдя в залу, я узнал гостиницу прекрасной Берты, спросил комнату для ночлега и, положив на стол золотой, потребовал ужин и вина.
Я сидел в углу и, облокотясь на стол, предался своим горестным мыслям, как вдруг около меня раздался возглас «ах!». Я вздрогнул, поднял голову и увидел хозяйку гостиницы. Она стояла с кувшином и кубком в руках и не сводила глаз с герцогского перстня, бывшего на моем пальце. Я поспешно спрятал руку.
— Извините, сударь, — сказала она. — Мне кажется, я видела это кольцо раньше у одного высокопоставленного лица.
И пристально посмотрела на меня.
— Возможно, — ответил я спокойно, — так как я посланный высокой особы.
После этого короткого разговора Берта исчезла, и я не видел ее более.
На другой день утром я отправился в монастырь. Герцогское кольцо облегчило все трудности, открыло мне все двери, и скоро я очутился перед аббатисой.
Матери Варваре было приблизительно сорок пять лет; худая и хорошо сохранившаяся, она, по-видимому, никогда не была красива. Ее бледное лицо дышало добродушием, а маленькие голубовато-серые глазки со светлыми ресницами были непроницаемы.
Очень вежливо спросила она меня, что мне надо; я сообщил ей цель моего визита, и она без малейшего колебания ответила, что действительно знала очень хорошо графиню Розу фон Рабенау. Затем она подробно расспросила меня обо всем, а я, наивный, принимая это за участие с ее стороны, отвечал ей с полной откровенностью.
Видя мое волнение, она сказала:
— Будьте откровенны со мною, молодой человек: какое горе тяготит вас? Невозможно, чтобы одно предположение, что вы сын герцога, могло до такой степени волновать вас?
Обманутый ее притворным участием, я признался, что люблю Нельду и хочу узнать от герцога, действительно ли она моя сестра.
— Я надеюсь на вас и вашу помощь, святая мать, — прибавил я. — Вы, без сомнения, знаете более, нежели кто-либо, об этом темном деле.
К величайшему моему изумлению, она отвечала:
— Увы! Сын мой, я ничего не знаю. Правда, я видела часто графиню фон Рабенау, мою подругу детства, но поймите, что мне, как женщине, оказавшейся от мира, она никогда не поверяла своих сердечных дел. Но Нельда все-таки ее дочь: бедная малютка-сирота, как я хотела бы ее видеть и расцеловать! Что касается вас, сын мой, я обещаю вам сделать все возможное, чтобы узнать истину; оставьте мне эти документы, я верну их вам после.
Я уехал расстроенный. Аббатиса не произвела на меня дурного впечатления, она казалась такой доброй, кроткой, и голос у нее такой приятный.
«А что, если у нее есть тайные причины скрывать от меня правду?»
* * *
Я решил отправиться к графу фон Рабенау и просить покровительства для Нельды; но, по прибытии в замок, с сожалением узнал, что Лотаря нет дома и я могу видеть только мать графа (он был вдовец) и его сына.
Я все-таки велел доложить о себе, и меня ввели в залу, где старая важного вида дама, богато одетая, что-то вышивала; около нее сидела прелестная девочка лет десяти и играла со старой охотничьей собакой. Когда я вошел, она пристально посмотрела на меня большими черными глазами.
Графиня приняла меня любезно и сказала, что внук ее на охоте со своим другом бароном Виллибальдом фон Лаунау.
— Вот его сестра, Розалинда фон Лаунау, воспитанница Лотаря, — прибавила она, указывая на девочку.
Я в нескольких словах объяснил ей желание мое поместить у них Нельду. Очевидно, дама эта ничего не знала о прошлом, потому что сказала с удивлением и некоторой холодностью:
— Я не понимаю вашей просьбы и очень мало знаю эту девушку, но по каким причинам могли бы мы обидеть графиню фон Рувен, отобрав у нее особу, к которой она относится как к родной дочери?