Кальмор протянул мне руку и, улыбаясь, сказал:
— Будем друзьями, милый Гуго. Теперь я могу сказать вам мое настоящее имя.
Он сбросил парик и седую бороду, и изумленным глазам моим представился человек еще молодой, высокий, стройный и довольно приятной наружности.
— Кто вы? — крикнул я.
— Я Бертрам, барон фон Эйленгоф, и вот в немногих словах моя история. С раннего возраста я испытал всякого рода несчастья; я находился в таком отчаянном положении, что не знал, где найти приют. Мне удалось как-то оказать услугу одному старику-алхимику по имени Кальмор; когда я попросил у него совета, он сказал мне: «В молодости я знал рыцаря фон Мауффена, который живет теперь в полном уединении; переоденься стариком, возьми мое имя и явись к нему. Он любит астрологию и примет тебя, а в этом пустынном замке никто не будет искать тебя, и ты проживешь там спокойно».
Я последовал его совету, а настоящий Кальмор, который живет неподалеку отсюда, под другим именем, всегда доставлял все необходимые указания, чтобы поддержать мою роль алхимика.
* * *
Следующие дни я занят был устройством моих дел. Затем я приказал исправить и привести в надлежащий вид внутреннюю часть замка, оделся соответственно своему званию, брал уроки фехтования и верховой езды и, когда сознал себя в состоянии показаться в свете, не слишком страдая от сравнения с другими, явился в замок Рабенау и к другим соседним владетелям. Барон Эйленгоф оказался веселым сотоварищем и весельчаком; но, опасаясь быть узнанным, он оставался дома и отказывался посещать со мною соседние поместья.
Я мог на свободе утолить свою страсть к графине Розе фон Рабенау и все, чего был лишен при жизни отца по части любви и других удовольствий, вполне наверстал в ее обществе. К моему большому удивлению, оказалось, что Роза и Эйленгоф были старые друзья, знавшие тайны друг друга. Много позднее я узнал, что эта ветреная и чувственная женщина, обманывая мужа, с изумительной наглостью, одновременно поддерживала связь со мной, герцогом, Эйленгофом и даже низшими лицами. В данную минуту я слепо любил ее, ни о чем не задумываясь.
* * *
Мне всегда хотелось видеть настоящего Кальмора, который под именем Руперта-колдуна жил в соседнем лесу. Роза, знавшая его, предложила мне однажды пойти к нему.
Кальмор был высокий сухой старик, не особенно приятной наружности. Он жил в уединенном домишке, с сестрой своей Джильдой, женщиной лет сорока и необыкновенно безобразной. Эта грубая баба тоже считалась знахаркой и имела тайную клиентуру, как повивальная бабка. Репутация больших колдунов до такой степени утвердилась за братом и сестрой, что суеверный страх, внушаемый ими, ограждал их лучше всяких рвов и подъемных мостов.
Если личность Кальмора не понравилась мне с первого раза, то занятия его очень заинтересовали меня. Будучи страстным любителем всех таинственных наук, я был поражен, когда он сказал мне, что открыл эликсир вечной молодости, что накануне открытия философского камня, что знал действие всех ядов и мог изредка вызывать даже дьявола. Тогда я понял, откуда явились все эти идеи у моего отца. Кто знает? Может быть, я счастливее его, и мне удастся найти эликсир вечной жизни: надо было только заручиться помощью драгоценного ученого.
Потому я предложил Кальмору поселиться у меня до конца его дней, прося только разрешения присутствовать при его работах. Он согласился и через несколько недель перебрался в замок; сестра отказалась последовать за ним и осталась в лесу.
С тех пор как Кальмор жил в замке, меня неотступно преследовала мысль заставить его вызвать черта. Хотя я был одарен глубоко скептическим умом, но идеи того времени и любовь ко всему таинственному сделали то, что я допускал существование дьявола и, если ужасный Царь ада действительно существовал, мне было очень интересно его видеть, заложив ему некоторым образом уже свою душу убийством отца; без всякого сомнения, он помог мне совершить отцеубийство и придет требовать вознаграждение.
Возможность попасть в когти сатаны давно беспокоила меня; священники много говорили о нем, и незадолго перед тем произошло страшное событие в бенедиктинском аббатстве, расположенном неподалеку от нас.
Монах-ключарь, доставая в подвале вино, потерял пробку от бочки; в бешенстве, что драгоценная влага разливается по земле, он разругался, призвав дьявола на помощь, и тот явился ему в образе покойного его предместника, в черной рясе, но с ногами и хвостом.
«Как смеешь ты дразнить меня, призывая сюда, где я провел столько прекрасных часов. Иди со мной и мучайся такой же жаждой», — сказал сатана страшным голосом и запустил когти в шею брата.
Последний едва успел прошептать «Ave Maria», и черт оставил его. На его крик сбежались братья, и все видели черные пятна и следы когтей на его шее. На другой день утром он умер, не будучи в состоянии принять причастие и крича, что черт закрывает ему рот когтями.
Об этой истории все говорили, и я слышал ее от одного монаха. Надо было раз навсегда убедиться на этот счет.
Я обещал Кальмору бочонок золота, если он даст мне возможность увидать черта, поговорить с ним и вполне убедиться в его существовании. Глаза его блеснули от удовольствия, и старый колдун обещал вызвать дьявола, но лишь в известное время, так как необходимы некоторые приготовления, при которых, впрочем, я могу присутствовать.
Через месяц Кальмор сказал мне:
— Я готов. Луна полная, и мы можем отправиться на место, где Князю тьмы угодно показывать себя. Хватит ли у вас смелости пойти туда?
— Куда это? — спросил я, смеясь ему в лицо.
Он мне назвал место, действительно известное как страшное. Это было недалеко от бенедиктинского аббатства; там тянулась цепь каменистых холмов, перерезанных глубокими пропастями, на дне которых протекает ручей. Одна из пропастей называется Чертов Гроб, вторая — Чертова Люлька, туда бросали тела самоубийц, и третья, самая глубокая, в которой ручей, становясь бурным потоком, падает стремительно с шумом, называлась Чертова Баня.
Сатана назначил местом свидания вторую. Когда мы пришли туда, Кальмар зажег факел, и над нами взвилась с криком целая туча воронов. Тогда я заметил, что к выступу скалы крепко привязана толстая узловая веревка. Колдун приказал мне держать факел, а сам спустился в пропасть; по данному сигналу, я последовал за ним и после долгого спуска почувствовал под ногами твердую землю. Тогда Кальмор зажег три факела, и при свете их я рассмотрел страшное место, в котором очутился.
Дно бездны оказалось гораздо обширнее, чем можно было предполагать. С одной стороны бурлил поток, и почва была покрыта мелким песком, на котором кое-где виднелись побелевшие кости. Посредине находился круглый, очень большой камень, похожий на мельничный жернов, а по краям симметрично были расставлены тринадцать черепов, и были приготовлены, а позднее зажжены четыре огромные груды можжевельника.
Я задрожал и в испуге отступил: вокруг камня неподвижно сидели тринадцать волков; глаза их блестели во тьме, как раскаленные угли. Время от времени Кальмор бросал им куски мяса — как я догадался, трупного, которые он вынимал их мешка; животные глотали то, что им предназначалось, не двигаясь с места.