Подобно тому, как плод развивается в водянистой среде утробы матери, так и земли зреют среди всемирного эфира, или астрального флюида, в недрах Вселенной.
Эти космические младенцы, как и пигмеи – их обитатели – сначала представляют просто ядро, а потом зародыши. Впоследствии они постепенно зреют, развивают виды минералов, растений, животных и человека; они родятся, растут, стареют и умирают по окончании своего существования. И таким образом циклы претворяются в циклах, объемлемые – в объемлющих, до бесконечности.
Эмбрион развивается в своей дородовой сфере, индивидуум в своей семье, семья – в государстве, государство – среди человечества, Земля – в нашей Солнечной системе, эта система – в своей Центральной Вселенной, Вселенная – в Космосе, а Космос в единой первопричине, непроницаемой, беспредельной и бесконечной.
– О! Как величаво это познавание жизни миров и существ, какая простота основных законов и разнообразие производных. И если это многообразие смущает уже при том крошечном кругозоре, который дан нам для исследования, то какие же неведомые и не подозреваемые чудеса должны заключать в себе прочие миры и другие системы, плавающие в бесконечном пространстве, словно светлые архипелаги. Ах! Как хотелось бы мне побывать там когда-нибудь…
Дахир грустно улыбнулся.
– Когда ты окажешься готовым сделаться воздушным туристом, то, наверно, пропутешествуешь по всем доступным тебе системам и увидишь много такого, что ослепит тебя.
И чем выше ты поднимешься, тем больше будешь познавать механизм законов, которые делают необходимыми веру, молитву и применение добра, словом, чувства, создающие чистые и горячие излияния, которые будучи противовесом зла представляют собою закон равновесия, на коем зиждется существование мира.
Такие течения служат стеной, предохраняющей доступ течениям хаотическим, беспорядочным силам и веществам, которые работают в пределах атмосферных, еще непослушных масс.
Там ревет и грохочет изначальная материя в диком состоянии, населенная духовными чудовищами, сам вид коих трудно было бы описать; там, во всей первобытной мощи, обращаются стихии, но не могут выступить из берегов, ограждающих планетные пределы. Но где только задерживается или прерывается притягательное влияние божественного течения, силы послушно уравновешенной и могучей, там образуется брешь, в которую врываются беспорядочные силы хаоса, с их разнузданными стихиями, проносятся ураганом и уничтожают все на своем пути.
– Этим самым законом объясняются так называемые «чудеса», необыкновенные исцеления и прочее? Если я хорошо понял, физические и нравственные болезни также знаменуют собою беспорядок, распад основных стихий нашего маленького человеческого космоса; но чистый молитвенный восторг привлекает ток Божественной благодати и тем излечивает болезни, т. е. восстанавливает порядок и равновесие.
– Замечание твое совершенно верно. Не только могущественная молитва высших существ, называемых святыми, но даже и простых смертных, объятых горем или отчаянием, страстный порыв верующей души приводит в такое духовное состояние, когда астральное тело выделяется из грубой плоти; в подобные моменты дух человека погружается в нисходящий на него божественный ток или в ауру святого, к которому он взывает, и там находит все химические субстанции, нужные ему самому, или тому, за кого он молится.
На основании всего сказанного ты поймешь, как велика ответственность наша в качестве первых законодателей, и насколько необходимо прочно укоренить божественные законы для обеспечения благосостояния и жизни планеты. Правильное действие чистых астральных течений должно быть закреплено верой народов, совокупными молитвами толпы, врожденным и непоколебимым убеждением, что помощь надо искать у сил добра и что эту помощь свыше прежде необходимо заслужить.
Где гаснет вера, разнуздываются низменные страсти, творятся оргии, кощунства и разгуливают животные вожделения – там под влиянием разлагающего дыхания зла и расстройства гармонии создается особая атмосфера, населенная хаотическими духами, не могущими существовать вне беспорядочных течений. Тогда начинаются бури, наводнения, засухи, расстройства температуры, повальные болезни; и говорят: «Вот страна, пораженная гневом Божьим».
Посланный Эбрамара, приглашавший Дахира на совещание магов, прервал беседу. Только что прибыл Нарайяна, чтобы испросить совет у друзей и старших и дать отчет относительно различных происшедших событий.
В основанном Абрасаком городе жизнь продолжала идти в томительном однообразии, особенно для пленниц, которые мало интересовались приготовлениями к войне, шедшими, однако, с лихорадочной поспешностью.
Для молодых женщин, предательски захваченных Абрасаком и насильственно ставших женами товарищей дерзкого мятежника, жизнь была чрезвычайно тяжела, особенно в первый год их водворения. На них обрушился ураган чувств и токов тяжелых, материальных, пропитанных грубыми страстями, словно удар грома поразил и изменил все внутри и вокруг.
Для Уржани испытание было также очень тяжко. Ее угнетала разлука с Нарайяной и родителями; но она не ослабевала, а успокоение и терпение находила в постоянной деятельности. Если иногда, в минуту слабости, разлука со всем любимым и казалась слишком долгой, то она мужественно повторяла завет отца, когда речь заходила о тоске их вековой жизни:
– Будем работать и работать, друзья! Кто трудится, тот пожирает время!
Отношения с Абрасаком были довольно странные. Он не пытался уже более овладеть ею насилием, окончательно убедившись в бесплодности подобных попыток, а между тем, ни за что не согласился бы освободить ее и с мрачной подозрительностью следил за нею, хотя та никогда не пыталась бежать. Редко приходил он говорить с нею, а между тем Уржани всегда приветливо принимала его, охотно беседовала и старалась облагораживающим образом на него воздействовать. Но эта дружеская нежность именно и раздражала гордого, пылкого Абрасака; он предпочел бы даже ее гнев такой равнодушной кротости.
– Все могла бы ты сделать из меня, если бы любила, а такого великодушия, приправленного презрением, мне не нужно, – в бешенстве крикнул он однажды, стремительно уходя от нее.
После подобных сцен он зачастую скрывался у Авани, глубокий и ясный взор которой обладал удивительным свойством успокаивать его.
– Как ты добра и терпелива, Авани, а между тем я вовсе не заслужил этого, – сказал он однажды.
– Ты обратил меня в божество, и, стало быть, мне приходится исполнять эту роль, а первая добродетель божества – это терпение, – ответила Авани с серьезной и задумчивой улыбкой.
Так текли месяц за месяцем. Теперь у него уже было порядочно обученное войско, способное кое-как маневрировать и снабженное оружием, правда грубым, но которое, однако, при чудовищной физической силе великанов представляло великую мощь.
Неожиданный случай вывел Абрасака из его относительно спокойного состояния. Отряд его войска под предводительством одного из товарищей, подвергся неожиданному нападению какого-то неизвестного отряда, воины которого оказались более искусными, лучше вооруженными и снаряженными; враги, будучи много ниже ростом великанов Абрасака, все же разбили их наголову и обратили в бегство с большим уроном.