– Надо дать ему молодое и крепкое тело для того, чтобы хорошо перенести страшное потрясение; затем, по возможности, лицо это должно быть богато и хорошо поставлено в обществе, чтобы и нам быть полезным, – ответил тот, кого звали Бифру.
– Условия не из легких… Надо сообразить, – задумчиво заметил Красинский, облокачиваясь на руку; но через минуту он уже весело поднял голову и глаза его заблестели, а торжествующая усмешка озарила лицо.
– Дело в шляпе, друзья мои. Личность, у которой я намереваюсь конфисковать тело в пользу Баалберита, называется графом Бельским. Это – молодой человек, лет двадцати двух, крепкий, как дуб, и обладатель, по крайней мере, трех миллионов, не считая имений и домов в Киеве и Петербурге. У меня же здесь дочь вампиричка, и с ее помощью я могу легко произвести операцию. Таким образом, мы дадим нашему брату положение еще лучше прежнего.
– Вот это чудесно, и мы искренне отблагодарим тебя, брат Ахам, – заметил весело Уриэль.
– А когда ты можешь приступить к исполнению? – спросил Бифру.
– Понадобится все-таки несколько недель для подготовки внешних обстоятельств. Надо, во-первых, спровадить отсюда мать этого молодчика, а потом просветить слегка и привести к присяге моего медиума. В этих видах, мы могли бы даже устроить небольшой ночной пир в развалинах. Надеюсь, друзья, вы не откажетесь остаться здесь до этого торжества. Как видите, я недурно устроился и пребывание здесь вам не грозит большими неудобствами, а вы между тем отдохнете и наберетесь сил.
– Принимаем с признательностью твое приглашение. Наше странствование по Америке было утомительно, а потом всех нас взволновало это происшествие с Баалберитом, – ответил Уриэль.
– Значит, решено, вы – мои гости. А брат Бифру, действительно, нехорош на вид, и я постараюсь, чтобы он вполне отдохнул.
– Да, я устал и стремлюсь вернуться в невидимый мир; да вот все никак не могу найти себе заместителя, и это тяготит меня, – и Бифру тяжело вздохнул. – Да, жизнь тяготит меня, и я не предполагал, однако, как трудно найти себе преемника.
С этой ночи в подземелье пошла совсем необычная жизнь. По ночам неизвестно откуда приходили и куда-то уходили разные люди.
Мила хотя приходила не раз к отцу, но, понятно, не видела никого. Разговаривали они как всегда. Красинский посвящал ее в теорию оккультизма и магии, показывал ей различные явления, хотя и не особенно важные, но зато интересные, которые возбуждали внимание и любопытство молодой девушки. Между прочим, она рассказала отцу, что ее поклонник, граф Бельский, очень огорчен болезнью матери. Старая графиня внезапно почувствовала себя дурно, появились сердечные боли, и доктор отправил ее на два или три месяца в Ментону. Граф хотел было сопровождать ее, но графиня, зная как он влюблен в Милу, не хотела разлучать сына с его «идолом» и поехала с компаньонкой. Мила очень смеялась, рассказывая это, и забавлялась наивностью графа Адама, не умевшего скрывать любовь и рассказывавшего ей все. Красинский назначил ей лечение, давал капли для внутреннего употребления и мазь для наружного; а молодая девушка в точности исполняла предписания отца, потому что тот сказал, что эти лекарства разовьют ее астральную силу.
Однажды утром Мила нашла в своем бюваре следующую записку отца: «В полночь приди в библиотеку и надень плащ на случай холодной погоды. Все будут спать и никто не потревожит тебя; не забудь полить эссенцией у г-жи Морель».
Очень заинтересованная, Мила с нетерпением ждала ночи.
После обеда она легла немного уснуть, чтобы быть свежее ночью; потом, под предлогом усталости, она рано ушла к себе, позаботившись сделать пульверизацию в комнате Екатерины Александровны, чтобы та не обеспокоила ее приходом не вовремя. Незадолго до полуночи она отправилась в библиотеку и там ждала отца, – ни жива, ни мертва от страха и любопытства. Ровно в полночь внутри камина бесшумно раскрылась дверь, на пороге которой она увидела Красинского с фонарем в руке.
– Ага, ты пришла! Это хорошо, что ты исправна. Идем же скорее.
Он взял ее за руку и повел через лестницы и коридоры в залу древнего судилища. К глубокому удивлению Милы, там собралось человек тридцать обоего пола: все были в длинных темных плащах с надвинутыми на глаза капюшонами. Висевшая на потолке старинная масляная лампа озаряла комнату красноватым светом, от которого на голые стены ложились странные, причудливые тени. Смущенная Мила пугливо оглядывала окружавшую обстановку.
Присутствовавшие образовали круг, а посреди стали три человека в красных мантиях с шейными звездами на голубых лентах; то были очевидно главари. В ту же минуту Мила увидела, что отец ее одет в черное трико, короткий черный бархатный камзол средневекового фасона, а на груди его, на металлической цепочке, висел красный эмалевый треугольник острием вниз; один из присутствовавших подал ему пурпуровый плащ взамен черного, в котором тот пришел.
Красинский достал из ящика и надел на шею дочери голубую ленту с висевшим на ней, тоже острием вниз, черным треугольником; затем, взяв ее за руку, он подвел к женщине, лицо которой скрывал опущенный капюшон.
– Держись сестры Демении, так как мне некогда будет заниматься тобой. Ты позволишь, милая сестра?
Женщина утвердительно кивнула головой и взяла в руку поданный ей одним из мужчин факел.
Все присутствовавшие вооружились зажженными факелами, и шествие двинулось в путь, во главе с Красинским и тремя лицами в красных мантиях. Пройдя разными извилистыми коридорами подземного лабиринта и миновав склеп, Красинский отворил дверь, скрытую каменным столом в развалинах маленькой, стоявшей в глубине рощи капеллы. Оттуда аллея вела в аббатство. Толстый слой сухих листьев и валежника хрустел под ногами, а красный и дымный свет факелов терялся под непроницаемым сводом густой листвы вековых дубов. Наконец дошли до развалин; шествие проследовало под уцелевшими еще сводами монастыря и вступило в костел. В высоких стрельчатых окнах не было рам и внутри свистел ветер, крутя палые, усеявшие пол листья.
Пройдя покинутый костел и окружавшее его кладбище, шествие обогнуло густую чащу, за которой открылась небольшая поляна, а посредине ее при слабом свете луны на ущербе виднелся долмэн.
Мила молча шла рядом с назначенной ей отцом спутницей. Эта ночная церемония чрезвычайно занимала ее, и она с большим любопытством смотрела на приготовления. К великому изумлению увидела она, что несколько человек отделилось от процессии со свертками в руках, которые положили у памятника; а еще двое тащили за рога черного козла. Факелы были воткнуты в виде круга по окраине поляны в приготовленные уже камни. Площадка и памятник теперь озарены были красноватым светом. Из одного узла распорядители вынули треножник и корзину с углями, которые зажгли, поставив треножник под камнем долмэна, а трое главарей в красных плащах бросали на горевшие угли травы, порошки и что-то лили в огонь. Повалил дым густыми клубами, и воздух наполнился едким, неприятным запахом.
– Падите и преклонитесь перед нашим властелином, дарующим нам земные сокровища, материальные радости и всевозможные в жизни наслаждения, – звучным голосом провозгласил Красинский.