За несколько дней до свадьбы Ростовская приехала с Надей во Флоренцию и поселилась в одном из лучших отелей. Бельский жил недалеко от города на великолепной вилле, где, по его словам, оканчивались приготовления к приему его молодой жены. Вилла была поместительна, роскошно обставлена и с большим садом; но, в действительности, она принадлежала не Бельскому, а сатанинской общине, хотя каждый член ее, если желал, мог жить там и, на время своего пребывания, считался ее хозяином.
Поэтому Бельский тоже с величайшим почтением был принят многочисленными слугами виллы и дворецким, так как никто из прислуги не знал и даже не подозревал, что он не настоящий хозяин; точно так же относились к каждому гостю виллы. Управитель, член общины, заведовал содержанием ее, платил и нанимал новых служащих, и распускал, когда нужно, слух, будто имение продано.
В своем кабинете, обставленном с утонченной роскошью, у открытого окна сидел Бельский и рассеянно смотрел на веселую, окружавшую его картину.
Под окном раскинулся тенистый сад с белевшими среди зелени статуями и большим мраморным бассейном. Группы Тритонов и Наяд метали вверх струи воды, которые при свете заходившего солнца сверкали разноцветными огнями.
В нескольких шагах от графа у письменного стола сидел Красинский.
– Уверен ли ты, Адам, что не забудешь всего, что должен проделать во время церемонии: повторять навыворот слова обряда, призывать в помощь семь демонов и нашего владыку? Впрочем, я буду с тобой и поддержу тебя. Да, еще одно обстоятельство, которое поможет тебе в сем случае, благодаря покойному Бельскому. Ха, ха, ха! Ты еще так пропитан его флюидом благочестия, что не так болезненно будешь ощущать борьбу противоположных токов, а они пронизывают, как стрелы или иглы. Потом тебе необходимо снять как-нибудь крест с ее шеи!
– Не беспокойся, я не забуду ничего и уже приставил к Наде камеристку из наших; она удалит все, что может повредить нам. Одно меня беспокоит: до сих пор нет решительного ответа от учителя. Досадно, право, что я не могу сам вызывать.
– Вечером я сообщу ответ и уверен, что он будет благоприятен. А для тебя такое напряжете воли было бы опасно; надо потерпеть немного и не сразу отваживаться на него.
– Знаю, и не собираюсь вовсе рисковать, так как в восторге от своего положения, – смеясь, ответил Бельский и посмотрел на часы.
– Пора мне одеваться и ехать к невесте. Итак, до свидания, мой друг. Рассчитываю на твое обещание, – прибавил он, пожимая руку Красинского.
– Если позволишь, я напишу здесь одно письмо до возвращения домой, – сказал тот.
Оставшись один, Красинский облокотился на стол, со странным выражением и пристально смотря на портрет Нади, стоявший подле.
– Вот женщина, которая мне нравится; выражение лица ее напоминает мне Марусю, – думал он и тихо рассмеялся. – Этот болван Баалберит воображает, что он один сибарит, который может освежаться соприкосновением с чистотой! Ха, ха, ха! А вот я разделяю твой вкус. Непонятная, однако, загадка – человеческое сердце! Несмотря на все взращиваемое мной зло, я также обожаю аромат невинности непорочной девы, наивную улыбку ясных глазок. Всем этим ты обладаешь, Надя, и прекрасна ты, как гурия. Во время своего строгого, четвертьвекового вдовства я отказался от всякого материального наслаждения. Теперь испытание кончено; я, сатанинский отшельник, вступаю снова в свои человеческие права, и Надя будет принадлежать мне. А для нее подмена мужа останется тайной, и будет безразлична, потому что он – такой же аватар, как и я. А Бельский!.. Ф-ю-ю! Во-первых, он тоже ничего не узнает, так как всецело в моей власти и еще надолго; а во-вторых, он обязал быть мне благодарен. Не родитель ли я его, по сатане? Не я ли вызвал его к жизни? Не дал ли я ему частицу своей жизненности, чтобы привлечь его во плоть. Несомненно, я заслужил его глубокую признательность. Надо только позаботиться, чтобы всю странность своей супружеской жизни он объяснял как следствие еще не вполне осиленного аватара. Однако следует немедля договориться с учителем.
Он бросил сигару, встал и сошел в сад. Быстрым шагом направился он в самый его конец, где возле стены, в густой заросли, стояла небольшая каменная беседка – круглая, без окон и с одной дверью. Красинский отпер ее взятыми из кармана ключом и вошел в круглую совершенно темную залу, а когда зажег электрический фонарь, можно было разглядеть, что помещение пусто и в нем не было ничего, кроме статуи бога Приапа на широком четырехгранном цоколе. Красинский привел в действие пружину, цоколь сдвинулся в сторону и обнаружил узкую лестницу. Сатанист спустился и попал в круглый подвал с низким потолком. У одной из стен стояла черная базальтовая глыба, вроде престола, а на нем помещалась статуя сатаны, шандал с семью свечами черного воска и старинная с виду книга, в черном кожаном переплете. Посредине подвала, на широком металлическом круге лежал черный камень, а на нем – факел и молоток с кабалистическими знаками. По сторонам металлического круга были расположены три бронзовых жаровни с угольями и смолистыми травами.
Красинский встал на камень в металлическом круге и погасил свой фонарь; потом, то понижая, то повышая голос, он начал заклинания, читал формулы и концом вынутого из-под платья жезла чертил в воздухе вызывательные знаки. Через некоторое время в стенах и в полу послышались стуки, а затем взвились в воздухе фосфорические шары. Со зловещим треском вспыхнули сперва на престоле черные свечи, а потом раздался словно шелест сухих листьев и загорелись смолистые травы на треножниках. Подвал наполнился едким, тошнотворным запахом и озарился бледным красноватым светом. Тогда Красинский затянул какую-то странную песнь, прерываемую резкими вскриками, и вдруг к его дикому пению присоединилось мяуканье и глухое рычание, а из земли точно выросли семь огромных черных кошек. Шерсть их была взъерошена, а зеленые, фосфорически горевшие глаза дьявольских тварей пристально смотрели на черного чародея полным дикой и смертельной злобы взглядом. А тот схватил затем молоток и с такой силой ударил по камню, что из него сверкнул огонь. Семь раз ударял он, произнося имя Адеса, и с каждым ударом вылетавшее из камня пламя становилось сильнее и ярче; кошки же неистово вопили, точно их резали.
После седьмого удара из земли столбом повалил черный дым, а когда он рассеялся, то обнаружилась высокая и массивная человеческая фигура, зловеще и отталкивающе безобразная. Черная лоснившаяся кожа, приплюснутый нос и мясистые красные губы придавали ему сходство с негром. Туловище было нагое, а нижняя часть тела покрыта длинной шерстью; ноги походили на копыта, а длинный хвост и пара больших, крутых, как у барана, рогов дополняли сатанинское обличье; острые и длинные, точно у дикого зверя, зубы виднелись из-за полуоткрытых губ.
– Что надо, Ахам? – спросил глухой и хриплый голос.
Красинский соскочил с камня и, не выходя, однако, из круга, пал ниц.
– Владыка, прежде всего прими этих семь животных, которые приношу тебе в жертву, чтобы угостить тебя свежей кровью, а затем выслушай милостиво мою просьбу.
Схватив в каждую руку по кошке, Красинский подал их демону, а тот принял их, укусил в горло и сосал, казалось, из них кровь. Покончив с третьей, он бросил в сторону и сказал: