К сожалению, потом я вспомнил о Макартуре, и, точно густой туман, меня окутал страх. Я готов был поклясться, что слышал тихий голос, бормочущий что-то в агонии. То и дело оборачиваясь на массивные дубовые двери, я все ждал, когда же они скрипнут и откроются. (Потом я понял, что призраку вовсе необязательно открывать двери — он может просто пройти сквозь них.) Наконец я до такой степени взвинтил сам себя, что пулей вылетел из дома Божьего, пробежал по бетонной галерее, очутился в корпусе, взбежал по лестнице, промчался через спальню второкурсников и наконец на цыпочках вошел в нашу спальню. Там стояла полная тишина. Я слышал ритмичное дыхание спящих. Желтый свет полной луны падал на мою кровать через окно. Под пристальным взглядом Роджера я снял ботинки и носки, расстегнул пуговицы на рубашке и стянул штаны и трусы. Я потянулся за пижамой под подушку… и вдруг спальня будто взорвалась! Мальчишки были повсюду. Ко мне протянулись руки, ощупывая меня, хватая меня. В дикой панике я бросился в сторону, но вскоре сильные тела, со всех сторон окружившие меня, подавили мое сопротивление. Меня подняли и понесли через другие спальни вниз по лестнице.
Когда мне в глаза ударил резкий свет туалетных ламп, я забарахтался с новой силой. При мысли, что сейчас меня окунут головой в унитаз, в горлу подступила тошнота. (Гоблин потом признался, что то был самый ужасный момент в его жизни.) В душевой было светло, и я увидел, что толпа собралась немаленькая. Там было от пятнадцати до двадцати ребят, включая Щуку, Берта, Джулиана и даже Верна и Геккона.
Но меня не потащили к унитазу. Вместо этого меня бросили на холодный бетонный пол, и лишь тогда я понял, что лежу совершено голым на свету и на меня смотрят несколько десятков зорких и безумных глаз. Ладони инстинктивно потянулись вниз, но чьи-то сильные руки пришпилили их к полу. Надо мной возник Рэмбо, в руках которого была черная щетка для ботинок, и вдруг он начал чистить мои яйца! К нему присоединился кто-то еще и принялся растирать мой хоботок. Я кричал и кричал. Мне зажали рот, но я все равно мычал. Потом появился Щука с щеткой для чистки унитазов, я услышал противный смех и почувствовал новую боль. Я закрыл глаза — видеть это было невыносимо.
Лежа на холодном полу и глядя на прямоугольные флуоресцентные лампы, я вдруг понял, что меня никто больше не держит. Часы в душевой показывали 11.31, 20 апреля 1990 года. Четырнадцать лет назад, почти в эту самую минуту, я родился на свет. Тогда моей маме пришлось терпеть эту боль, ужасный яркий свет, тогда ее держали крепкие руки… Кое-как я встал. В ванной никого не было. Я посмотрел вниз, на свое распухшее хозяйство. Открыл кран и попытался смыть черный крем для обуви, но ничего не вышло. Даже мыло не помогло. В конце концов пришлось воспользоваться чистым концом щетки для туалета, чтобы отскрести грязь. Так я и стоял в костюме новорожденного и скреб свои яйца в последние минуты моего дня рождения.
В последнюю минуту до полуночи я прокрался в спальню. Как и прежде, все спали, кроме Роджера, который смотрел на меня с презрительной жалостью.
По крайней мере, теперь все позади.
Проснулся с воспаленным красным членом. В некоторых местах содралась кожа (может, это ускорит рост?). В душ не пошел — мысль о том, что Джулиан с Бертом станут разглядывать мои боевые раны, была не слишком приятной. Завтрак, как всегда, прошел в радушной обстановке — Рэмбо в мельчайших подробностях поведал мне, как они планировали вчерашнее нападение. Думаю, он хотел сделать как лучше, но моему уязвленному самолюбию это не помогло.
22.00. Жиртрест зажег свечи. Совершив обычный ритуал, он перешел к делу. Для начала он перечислил все факты, известные о Макартуре, а затем назвал вопросы, которые до сих пор остались без ответов.
Что мы знаем:
Мак умер в 1944 году.
Его нашли свисающим с потолка часовни.
Он был разведен, а его единственный сын был на войне.
Он был учителем английского.
Его смерть в школе замяли.
Призрак Мака до сих пор с нами.
Что мы не знаем
Было ли это самоубийство?
Почему дело замяли?
Почему Криспо засомневался?
Почему призрак Мака до сих пор в школе?
Завязалось долгое обсуждение Макартура и его призрака Манго. Старые стены нашей спальни освещало лишь пламя свечей, и обстановочка была та еще. Внезапно в дверях возникла фигура — фигура в белом, застывшая как столб. Я весь покрылся гусиной кожей, кто-то в ужасе застонал, а Геккон захныкал. Фигура медленно двигалась к нам, вытянув перед собой руки. Потом призрак вдруг загоготал, и мы поняли, что Манго — это на самом деле Щука в белой простыне, который ржет над нами. Доведя себя до изнеможения, он наконец снял простыню, помахал нам голым членом и исчез в темноте, издавая дебильное потустороннее мычание. Жиртрест задул свечи, сплюнул и выругался. Мы сообща решили отомстить Антихристу (новое прозвище Щуки). Собрание объявили закрытым.
14.30. Отбор в команду по регби. Все первокурсники, если у них нет освобождения от врача, должны играть в регби первый год. На поле командует мистер Эндрюс, человек довольно пугающей наружности, с бакенбардами, как у мамонта.
Будучи маленьким и щуплым, да еще и не слишком проворным, я вскоре понял, что регби — не тот вид спорта, в котором мне предстоит сделать себе имя. Однако благодаря моим навыкам обращения с мячом меня сделали полузащитником команды «Г» мальчиков до четырнадцати лет. К счастью, была еще команда «Е» (вот туда попали полные кретины). Рэмбо — потрясный игрок-восьмерка, и вместе с Саймоном (полузащитник) и Бешеным Псом (крыльевой) их выбрали в команду «А». [35]
Картина дня: беднягу Геккона, который не выходил на поле с тех пор, как сломал руку во время печально известного происшествия на матче по тач-регби, поставили на место центрального трехчетвертного. Как только мяч покатился к нему, он принялся убегать от него на полной скорости, разозлив мистера Эндрюса, который обозвал его «позором команды». В конце концов, другие игроки специально подстроили так, чтобы мяч полетел к нему в руки, и тогда Геккон попросту убежал с поля и скрылся в здании павильона, где заперся в женском туалете. Верна послали за мячом, и после долгих уговоров Геккона ему удалось вызволить мяч обратно, чтобы отбор в команду мог продолжаться.
Жиртрест был просто великолепен. В первой схватке он практически одной рукой оттолкнул другого нападающего на десять метров назад. Он был уверен, что его возьмут в команду «А», пока не выяснилось, что он может продержаться на поле не больше трех минут, после чего падает и начинает хрипеть, как выброшенный на берег кит. Толстяку пришлось отправиться в медпункт, где сестра Коллинз поставила ему диагноз «шумы в сердце». Теперь Жиртресту до конца жизни не придется заниматься спортом. (Его мечта сбылась.)