Я поблагодарил милую даму и ушел. У меня было чувство, которое, наверное, испытывает фокстерьер, долго плутавший в узкой норе, пытаясь поймать затаившуюся лису. Все углы излазил, а плутовки не видно, но вот сейчас остался один маленький, крохотный, пока еще не обследованный закоулочек, и, похоже, госпожа Патрикеевна именно там! Завтра Жанна Ниловна сообщит мне координаты Масика, и я, скорее всего, узнаю правду о Павле Бурцеве. Сердце подсказывает: он тогда не погиб, небось зарегистрировал билет, а сам не сел в самолет. В списках же пассажиров Бурцев значился, их составляют на основе сведений о регистрации документов, вот его и посчитали умершим вместе с остальными. Но Павел на борт не поднимался, я в этом уверен. Знаете почему? А чемодан с вещами, который он оставил у Фаины. Домой Павел не заглядывал, получается, он улетел без багажа? Согласитесь, это странно. Следовательно, в гостях у этого Масика произошло некое событие, вследствие которого Павел принял решение остаться в Москве. Наверное, он хотел забрать шмотки у Фаины, но не вернулся за ними. Почему? И с какой стати он поехал регистрировать билет? Пожелал, как Виктор, чтобы его считали умершим? Минуточку, Павел же не знал, что лайнер рухнет в воду! Или…
Я вытащил носовой платок и вытер вспотевший лоб. Спокойно, Иван Павлович, не нервничай. Ты, друг мой, додумался черт знает до чего, до того, что Бурцев взорвал самолет, чтобы все думали, что он умер. Ну не бред ли? Хотя… В этом что-то есть.
Наконец я добрался до нужного дома, посетил доктора по имени Сергей и проговорил с ним впустую почти два часа. Врач, оказавшийся толковым специалистом, по сути, сказал всего три вещи. Первое, болезней, вызывающих резкое позеленение всего тела, он, к сожалению, не знает и ни с чем подобным в своей жизни не сталкивался. Второе, заочно ставить диагноз не может, поэтому маменьку следует привезти в клинику на обследование, авось что-нибудь да выяснится. И третье, Николетте предписывается пить побольше воды, чтобы токсины выходили из ее организма. А вообще-то, если она чувствует себя нормально, то, может, и ничего страшного нет.
Слегка успокоившись, я вышел на улицу и сел на скамейку перед клиникой. Не успел я вытащить сигареты, как ко мне подошла тетка самого затрапезного вида и спросила:
– Вы местный?
– Не совсем, живу в другом районе, – вежливо ответил я.
– Но сами с Москвы?
– Да.
– И где тут улица 1905 года, мне больница нужна, психическая, вроде здесь рядом! Туда за деньги идиотов кладут, – простодушно сообщила баба, – сказали, во дворах, ан нету ее!
– Вы стоите как раз на этой улице, номер дома скажите.
Тетка скороговоркой пробормотала полный адрес. Я огляделся по сторонам.
– Похоже, вам нужно вон то здание, желтое, точно, это оно, вон номер.
– Не-а. Я подходила туда, тама другая улица, называется Девятнадцатого Мая, – вздохнула тетка, – упрела вся, бегаю, бегаю…
Я выронил пачку сигарет.
– Улица Девятнадцатого Мая?
– Ну да, тама название, на угле!
Забыв про курево, я ринулся в сторону желтого дома и увидел железную табличку с надписью: «Улица 19.05». Несколько секунд мне понадобилось для того, чтобы сообразить: кто-то из местных хулиганов решил пошутить, на самом деле на табличке изначально стояло «Улица 1905 года», но шалуны замазали слово «года» белой краской, а после двух цифр намалевали жирную точку. Ясное дело, что девочка Сонечка, умный, развитый ребенок, и недалекая тетка из провинции прочитали надпись одинаково: улица Девятнадцатого Мая.
Ноги мигом внесли меня в холл больницы. За стойкой ресепшен сидела приветливая девушка.
– Здравствуйте, вы к кому?
Возбуждение, охватившее меня, было настолько велико, что, забыв про воспитание, я заорал:
– К Бурцеву Павлу Николаевичу! Очень надо его увидеть!
Служащая, продолжая улыбаться, пощелкала «мышкой».
– Извините, такого больного у нас нет.
– Это врач.
– Простите, такой доктор у нас не работает. Это частная лечебница, вам, очевидно, не сюда, а вон в тот дом, видите? Серый, в двух шагах от нас, люди часто путают.
– Значит, Павел Николаевич Бурцев тут не служит?
– Именно так.
– Может, он не в штате, а консультант?
– Нет, нет.
Я уставился на администраторшу, та дежурно улыбалась. И тут я ляпнул:
– Скажите, а имеется ли у вас врач Масик?
Девушка заморгала:
– Масик? Очень смешная фамилия. Но, увы, такого тоже нет.
– Спасибо, – пробормотал я, пятясь к выходу, – огромное спасибо.
В легком обалдении я вернулся на скамейку. Улица 1905 года длинная. Интересно, сколько на ней находится лечебных заведений с табличкой, над которой поработали шалуны? Может, методично обойти микрорайон? Увы, боюсь, сие просто невозможно, магистраль, как я уже упоминал, тянется далеко, и потом, имеются еще дворы, проулки, всякие крохотные тупики, отнесенные к улице 1905 года…
Из тяжелых раздумий меня вывел мужской голос:
– Не бойтесь, она вас не тронет!
Я вздрогнул, поднял голову и увидел большую собаку со светло-коричневой шерстью и крупной треугольной мордой. Маленькие глаза смотрели без злобы, но настороженно, уши были слегка приподняты, зубы животное не скалило. Я не большой знаток псов, но этого узнал – стаффордширский терьер.
– Не волнуйтесь, – сказал стоявший около кобеля парень, – Хан выучен, никогда не тронет, я его к инструктору водил, он обученный. Все-таки не йоркшир-терьер, зубы-то как у крокодила!
Внезапно в памяти всплыла кличка «Степа», насколько я помню, именно так звали йорка Галины Масляниковой, той самой несчастной, полубезумной женщины, убитой неизвестно кем в своей квартире… Странное дело, куда же подевалась ее собака? Убежала?
– Хан себе никогда неадекватных действий не позволяет, – продолжал говорить владелец стаффорда, – никого без моего приказа не тронет, только если на меня нападут. Он даже на кошку не глянет. Ну а на крайний случай я вот чего купил!
И он показал палку, круглую, черную, не особо длинную, похожую на складной мужской зонт.
– Что это? – машинально спросил я.