Агасфер тоже был ужасен. Его голова, борода и руки издавали фосфорический свет, а звучный голос его звучал пронзительно и повелительно, когда он произносил слова на каком-то неведомом мне языке.

Вдруг неожиданное и ужасное зрелище представилось моим глазам. Трупы пиратов поднимались один за другим, молча перепрыгивали через борт корабля и группировались вокруг колокола, все продолжавшего свой погребальный звон.

При свете огненной молнии я ясно увидел всю группу, качавшуюся на вершине громадной волны. Зеленоватые лица их со стеклянными глазами были обращены ко мне. Потом все побледнело и, казалось, исчезло в разбушевавшихся волнах океана.

Шатаясь, как пьяный, я хотел спуститься в свою каюту и сделал несколько нетвердых шагов. В ушах у меня звенело, огненные искры носились перед глазами. Мне казалось, что трупы моих спутников пляшут вокруг меня какой-то адский хоровод, и я с глухим стоном упал на палубу.

Глава четвертая

Cколько времени длилось такое бессознательное состояние, я не могу сказать. Это было нечто странное: не обморок и не сон, а какое-то тяжелое оцепенение, без мысли и чувств, но смущаемое по временам отвратительными видениями. Когда наконец я открыл глаза и пришел в полное сознание, был уже день. Солнечные лучи заливали пустую палубу, но все было так чисто прибрано, как будто здесь никогда и не разыгрывалась одна из самых ужасных драм.

Сам я лежал у подошвы мачты, свежий и бодрый телом, но как-то странно утомленный душой и с сердцем, сдавленным грустью. Хотя у руля никого не было, корабль быстро несся по волнам, очевидно, придерживаясь определенного курса.

Прислонясь к снастям, стоял Агасфер, устремив на океан задумчивый и печальный взгляд.

Шум, произведенный мною, когда я вставал, заставил его обернуться.

– Здравствуй, брат мой! – с улыбкой сказал он. – Как видишь, все в порядке. Кроме того, я с удовольствием могу сообщить тебе, что мы находимся на пути к месту собрания всех наших братьев.

Я поблагодарил его и осведомился, скоро ли мы прибудем к месту назначения. Агасфер ответил мне, что мы будем на месте, как только окончится мое предварительное очищение, а также другой особы, находящейся у нас на борту.

Видя мое крайнее удивление, он сказал:

– Да, да, у нас есть здесь третий пассажир. Пойдем! Я сейчас покажу его тебе.

Мы спустились в маленькую каюту, которую раньше занимал мой помощник, – и я очутился лицом к лицу с женщиной, нанесшей мне смертельный удар кинжалом.

Она была в трауре и так страшно бледна, что, казалось, в ее жилах не текло ни одной капли крови. Видимо, смущенная, стояла она предо мной, опустив глаза, и все существо ее дышало мрачной грустью.

Я смотрел на нее с таким спокойствием, которое удивило меня самого. Я не чувствовал к ней ни малейшей злобы или ненависти, а, напротив, отлично сознавал, что вся вина была на моей стороне, и почти невольно сказал:

– Прости меня!

– Простите обоюдно друг друга, – сказал старец. – Вы оба согрешили, оба совершили убийство, и на обоих вас тяготят проклятья, которые дадут горькие плоды, так как закон, раз приведенный в движение, должен неумолимо исполниться. Наконец, одна и та же судьба приковывает вас, страждущих и блуждающих, к этой земле.

С тяжелым сердцем я подошел и повторил свою просьбу о прощении. Она протянула мне руку и подняла на меня свои прекрасные глаза, принявшие то странное выражение, какое имеем все мы – мы, которые не умрем, как другие.

Мир между нами был заключен.

С этого дня мы втроем зажили на корабле, которым я уже больше не управлял, но который, как и в настоящую минуту, направлялся невидимыми руками. Часть дня и ночи мы с Лорой проводили в исполнении предписанного нам Агасфером ритуала, в котором и он сам принимал участие своими заклинаниями и странным пением.

Часы отдыха мы проводили на палубе, в мечтах или в разговорах. Мы с Лорой подружились, но только с каждым днем становились все менее сообщительными. По мере того как подвигалось мое очищение и развивался мой ум, мною все больше овладевали глубокая печаль и равнодушие к жизни. Бурная жизнь, полная убийств и грабежей, казалась мне страшным сном. Видения, иногда мучившие меня, заставляли меня бояться смерти; но, несмотря на это, я все еще не мог верить в бесконечную жизнь, о которой говорил Агасфер. Так прошло более двух месяцев. Наконец старец объявил нам, что мы достаточно очистились, чтобы быть допущенными в святилище, и что в эту же ночь мы туда прибудем. Мы находились в открытом море, но где? Я не мог ориентироваться, так как мы ни разу не встретили ни одного корабля, и океан, казалось, превратился в пустыню. Мною овладело сильное любопытство. Наконец-то мы пристанем к берегу, и я увижу, где мы находимся!

Я не покидал палубы. Настала ночь, а желанный берег все еще не показывался. Наконец при бледном свете луны я увидел выходящие из волн высокие черные скалы. Насколько я мог судить, мы приближались к какому-то острову или большому пустынному рифу, так как не заметно было никакой растительности.

Подойдя к громадной остроконечной скале, корабль остановился и мы бортом коснулись серого камня. Старец подошел к борту и трижды громко крикнул:

– Агасфер!

Эхо трижды повторило это имя. Внутри скалы как будто послышался звон колокола. В ту же минуту произошло странное явление: как будто толкаемая невидимыми руками, гранитная масса скользнула в сторону, обнажив углубление. Затем сдвинулась массивная глыба и открыла сводчатую галерею, а в ней двенадцать ступеней, покрытых ковром. На последней ступени стояли два мальчика в белых одеждах, держа в руках лампы, издававшие ослепительный свет.

Вы, знакомые уже с электрическим освещением, конечно, не будете удивлены, когда мы приедем; но я – простой и дикий моряк пятнадцатого столетия – я подумал, что вижу небесный свет.

Агасфер сошел первый, Лора и я последовали за ним. Все мы вошли в галерею, высеченную в скале. Когда я оглянулся, то увидел, что отверстие бесшумно закрылось за нами.

Мы молча шли за Агасфером и очутились наконец в небольшой круглой комнате, откуда в разные стороны расходились такие же галереи, как и та, по которой мы пришли.

В центре этой своего рода прихожей стоял высокий старец в белой одежде, которая так сверкала, как будто была усеяна бриллиантами. К поясу его был пристегнут широкий меч, а на груди, под длинной серебристой бородой, виднелся золотой нагрудник, украшенный драгоценными камнями. Ноги его были обуты в белые башмаки с загнутыми носками.

Старец обнялся с Агасфером, а на нас посмотрел долгим и пытливым взором. Затем, обменявшись с нашим проводником несколькими словами, он поднес к губам небольшой рог из слоновой кости и издал пронзительный звук. На этот призыв явился мальчик, одетый в белое, как и встретившие нас при входе, и повел меня по одной из галерей в роскошно обставленную комнату, где была уже приготовлена постель, а на стол накрыта закуска.