"И отвечал сатана Господу, и сказал: разве даром Иов боится Бога? Не Ты ли кругом оградил его, и дом его, и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространились по земле. Но простри руку Твою и коснись всего, что у него: наверно он пред лицом Твоим отречется от Тебя".
Иов, 1, 10, 11 и 12.
Шел рождественский сочельник и на думской колокольне пробило половину шестого, погода стояла весь день сырая и холодная, а к вечеру с моря задул ледяной северный ветер и крупные мокрые хлопья снега как иглами хлестали лица прохожих. Однако, несмотря на такое ненастье, в Гостином Дворе перед Рождеством была толкотня, и петербуржцы, богатые и бедные, суетились, делая праздничные покупки. В мерцавшем свете электрических фонарей, затянутых точно дымкой пеленой падавшего снега, сновали во всех направлениях кареты и сани, собственные и извозчичьи. В галереях, наоборот, лился потоками свет, озаряя, как днем, богатые зеркальные стены магазинов и нагруженных пакетами озабоченно сновавших людей. Под сводами кое-где разместились женщины и дети, скромно торговавшие дешевкой для елки: золотыми и серебряными нитями, стеклянными звездами, деревянными игрушками и т. д.
На углу Невского и Перинной улицы, против часовни Спасителя, прислонясь к столбу стояла молодая и бедно одетая девушка, внешностью своей привлекавшая уже, однако, внимание многих проходивших мужчин. Поношенная, вышедшая из моды бархатная кофточка обрисовывала стройную фигуру, а из-под потертой меховой шапочки выбивались на лбу и висках завитки черных, как смоль, волос. Матово-бледное и теперь посиневшее от холода лицо было очень своеобразно и дышало мрачной решимостью, а на бледных губах ротика застыло в настоящую минуту горькое, почти страдальческое выражение. На руке она держала салфетку с вышитыми разноцветным шелком в русском вкусе полотенцами, обрамленными прошивками с кружевами по краям. Бедная девушка, очевидно, изнемогала от усталости: окоченевшие синие руки ее дрожали, и она больше жестами, чем словами, предлагала свой товар, но суетливая и равнодушная толпа проходила мимо, едва взглянув на товар. Отчаяние сменилось в ней апатией и в этом состоянии полного безразличия она не замечала, что какой-то господин, стоя в нескольких шагах от нее, упорно ее разглядывает.
Это был моложавый человек в дорогой шубе, но мертвенная бледность лица и ввалившиеся глаза указывали на его болезненное состояние. Он медленно и уныло бродил под колоннадой, и вдруг молодая девушка привлекла его внимание. С первого же взгляда он понял, что перед ним не обычная бедность, а что какое-нибудь роковое обстоятельство привело сюда эту очаровательную, несомненно аристократическую девушку; притом она не была испорчена, судя по тому, что честно мерзла тут, продавая остатки былой роскоши, вместо того, чтобы кататься в коляске, продавая свою выдающуюся красоту. После минутного раздумья незнакомец подошел к ней.
— Вы продаете эти полотенца? — спросил он глубоким, звучным голосом.
Она вздрогнула и подняла на него молящий, измученный взгляд.
— Да. Ради Бога, купите хоть одно из полотенец и дайте, что хотите. Я, право, совершенно изнемогаю, — ответила она устало.
— Я вижу это с сожалением и удивляюсь, что вы не искали более прибыльного занятия. Вы, очевидно, принадлежите к интеллигентному классу, получили, вероятно, образование, которое и должно бы дать вам сколько-нибудь обеспеченное положение.
— Это правда и мы, к несчастью, разорены. Но я действительно получила хорошее воспитание, знаю французский, немецкий и английский языки и надеялась зарабатывать хлеб. Однако, несмотря на все старания, мне не удалось найти работу: везде все занято, все переполнено. Кто беден и не имеет протекции, тот всюду натыкается на грубый отказ, — с горечью закончила она.
Видя, что незнакомец молча обдумывает что-то, она прибавила умоляюще:
— Ради Бога, купите хоть что-нибудь!
— Конечно, я куплю. Дайте мне, пожалуйста, полотенце, а кроме того, позвольте предложить вам работу. Не желаете ли занять у меня место чтицы? Не опасайтесь ничего и не предполагайте что-нибудь нехорошее. Я очень болен, страдаю болезнью сердца, и просто ищу образованную особу, которая могла бы читать мне на иностранных языках. Вознаграждение: пятьдесят рублей в месяц. Обдумайте и может быть сойдемся. Вот мой адрес и деньги за покупку.
Достав бумажник он вынул визитную карточку и деньги, которые протянул продавщице. После этого он жестом подозвал следовавший за ним экипаж, сел в карету, и резвые кони умчали его.
Изумленная молодая девушка стояла с минуту неподвижно и следила глазами за удалявшимся экипажем, но порыв ледяного ветра вернул ее к действительности.
"Ах, если бы он дал мне хоть три рубля", — с дрожью подумала она и стала спешно завертывать свой товар. Затем она подошла к одной из витрин и чуть не вскрикнула, когда разглядела данные ей деньги: у нее в руке была сторублевая бумажка.
"Не ошибся ли он?" — с испугом спрашивала она себя, — "Да нет. Ведь он не спеша вынул из бумажника карточку и деньги. Нет, нет, это великодушный дар".
Счастливая, позабыв холод и все невзгоды тягостного дня, она вошла в магазин игрушек, купила куклу и ящик с красками, разменяла сотенный билет и стала делать дальнейшие покупки: косынку, теплые перчатки, маленькую елочку, бонбоньерки, золотые орехи и лакомства, а также запаслась чаем, кофе и какао. Видно было, что она привыкла хорошо жить и потому покупала не стесняясь. Истратив рублей двенадцать и не будучи в состоянии нести все пакеты, она позвала извозчика.
В одном из кварталов на окраине города извозчик остановился перед небольшим деревянным домиком. У калитки девочка лет двенадцати, в старом, дырявом клетчатом платке прыгала с ноги на ногу, чтобы согреться.
— Ах, барышня, вот и вы, наконец. Уж как мы беспокоились, барыня даже плакала, потому думала, не случилось ли с вами какой беды. Батюшки, сколько пакетов вы привезли, и даже елку! То-то у нас будет радость! — воскликнула девочка, вся сияя.
— Скорее, Катя, пока я расплачусь с извозчиком, ты снеси часть пакетов: тут и для тебя есть кое-что. Я иду следом за тобой.
Отдав деньги вознице и захватив остальные свертки, она вошла во двор, а там направилась к маленькому флигелю, в первом этаже которого виднелись три неосвещенных окна. На лестнице ее встретил мальчик лет тринадцати и поспешил освободить ее от свертков.
— Ты, значит, спустила все полотенца, если привезла столько всякой всячины. Но как долго ты не возвращалась, с десяти часов утра.
— Да, мне посчастливилось. А у нас еще темно?
— Да ведь керосина нет, и я голоден: мы весь день ничего не ели, — грустно ответил мальчик.
— Знаю, знаю, Петя, но зато теперь мы хорошо поужинаем. Вот пока пять рублей, сбегай, купи керосина, дров, хлеба и сосисок.