Лихорадочный румянец играл на щеках Нейты. Тяжелое неровное дыхание вырывалось из полуоткрытых губ, по телу пробегал озноб, а маленькие руки, скрещенные на груди, нервно дрожали. Острая боль пронзила душу Ромы при виде этого страдания, и из его сдавленного сердца вознеслась к бессмертным горячая молитва.
— Нейта! — прошептал он, прикоснувшись к ее руке. Она проснулась и со сдавленным криком протянула ему руку.
Несколько горячих слезинок скатилось по щекам Нейты. Она посмотрела на своего друга с глубокой тоской.
— О, Рома! Спаси меня от меня самой. Останься со мной, чтобы я не упала в бездну, которая затягивает меня. Твоя чистая любовь излечит меня и прогонит… другую! — прибавила она тише. — Та не согревает, но жжет, разрушает и убивает.
— Успокойся, Нейта, и прогони всякий страх, не беспокойся о будущем. Только теперь я понимаю, как виноват, что так долго заставлял тебя страдать. Сегодня же я пойду к Сэмну и попрошу аудиенции. Надеюсь, завтра я смогу броситься к ногам царицы, сказать ей, какой ужас внушает тебе Саргон и умолять, чтобы она отдала тебя мне.
— Да, да! Ты один можешь быть моим мужем. Под твоим взглядом успокаивается гнетущая печаль. Только не оставляй меня, — пробормотала Нейта, прижимаясь пылающей головой к его груди, а он со страхом наблюдал за ней.
Тем не менее, он ничем не выдал своего беспокойства. Разговором или, быть может, тайным влиянием, которое имели на нее его голос и взгляд, ему удалось успокоить ее лихорадочное состояние.
Уже давно наступила ночь, когда он собрался уходить.
— Нам нужно расстаться, моя дорогая Нейта. Я хочу видеть Сэмну, и, кроме того, я должен явиться к великому жрецу. Но завтра утром я опять приду, и мы вместе все окончательно решим, прежде чем я увижусь с царицей.
Нейта приказала приготовить ему лодку. Она непременно пожелала проводить Рому до самого низа лестницы сфинксов. Стоя на ступеньках лестницы, она, пока было возможно, следила за ним глазами, а потом печально поднялась наверх, Отослала всех, даже кормилицу, и в глубокой задумчивости стала ходить по террасе. Прошло несколько часов. Ночная свежесть и глубокая тишина благотворно подействовали на девушку. Подойдя к лестнице, она облокотилась на сфинкса и стала смотреть на реку, на гладкой поверхности которой отражалась луна, распространяя нежный и таинственный свет.
— Милостивые боги! — шептала она. — Освободите меня от любви к этому роковому человеку. Разве может он выдержать сравнение с Ромой, таким чистым и любящим?
Но в ее уме победоносно восстал образ Хоремсеба, с пылающим взором, с насмешливым ртом, со всей странной и чарующей прелестью, которой он весь дышал. Непобедимое желание снова увидеть его внезапно овладело и ее умом и сердцем. Кровь, казалось, превратилась в жидкий огонь, пылающие змеи поползли по всему ее телу. С глухим стоном прижалась она лбом к холодному граниту сфинкса.
Нейта и не заметила, что какая — то лодка, с виду простая и окрашенная в темную краску, с очень сильными гребцами, быстро приближалась к террасе. Из каюты на корме вышел высокий мужчина, закутанный в темный плащ, и, взглянув вверх, приказал причалить к лестнице.
Этот таинственный незнакомец был Хоремсеб. При виде освещенного луной белого силуэта молодой женщины, в позе мрачного отчаяния прижавшейся головой к каменному колоссу, по его лицу скользнула самодовольная улыбка.
— Ты разбита, гордое создание! Сама судьба благоприятствует мне, моим планам и отдает тебя в мои руки, — пробормотал он, легко выскакивая на ступеньки и бесшумно поднимаясь по лестнице.
Беглый взгляд убедил его, что на террасе никого нет. В двух шагах от Нейты, которая ничего не видела и не слышала, он остановился и сбросил плащ. Князь знал, что его вид при лунном свете производит подавляющее впечатление на жертв, пожираемых любовью к нему. Скрестив руки, он стоял неподвижно и смотрел на девушку, которая нервно дрожала. Пурпурная роза, прикрепленная к его поясу, распространяла удушливый аромат, который в конце концов и вывел ее из оцепенения. Подействовал ли отравленный аромат или в нервном возбуждении она почувствовала на себе тяжелый взгляд своего преследователя, только гордая женщина выпрямилась и, увидев в двух шагах от себя существо, образ которого преследовал ее днем и ночью, отступила, побледнев от ужаса. Протянув руки, как бы для того, чтобы оттолкнуть видение, она пробормотала: «Ужасная тень! Сжалься же надо мной и перестань меня преследовать».
Со сверкающим взором, Хоремсеб наклонился и схватил ее руку. Никогда еще она ке казалась ему такой прекрасной, как в эту минуту испуга и нравственного потрясения. Что — то вроде страсти шевельнулось в его сухом и холодном сердце.
— Нейта, я не тень, а живой человек. Я тот, о ком ты здесь безнадежно мечтала. Не отрицай того, что отражается в каждой черте твоего лица. Признайся, что ты любишь меня, прекрасная упрямица, — настаивал он, следя самодовольным взглядом за внутренней борьбой, отражавшейся на лице Нейты. Та, полуотвернувшись, страдала, стараясь вырвать у него свою руку.
В последний раз гордая и сильная душа дочери Хатасу восстала против покорявшего ее дурмана.
— Нет! Я ненавижу тебя, бессердечный человек! Будь проклята твоя любовь, приносящая только страдания. Ты не увидишь меня у своих ног! Лучше смерть, чем такое унижение! — закончила она прерывающимся голосом. Оттолкнув с силой князя, она хотела одним прыжком броситься в Нил. Но с быстротой мысли две сильные рукя схватили ее и подняли, как перышко.
— Безумное дитя! Не страдание я приношу тебе а счастье и покой! — пробормотал он, целуя ее. — Я люблю тебя и ревную к каждому взгляду, восхищающемуся твоей красотой. В моем дворце в Мемфисе я сложу к твоим ногам все, что имею, но ты будешь жить только для меня одного.
Закрыв ее своим плащом, он бегом спустился с лестницы. Князь не заметил, что покрывало Нейты, зацепившись за ступеньку, упало, увлекая за собой розу, висевшую у его пояса.
Девушка не сопротивлялась. Как очарованная взглядом змеи птичка, она позволила унести себя, прижавшись к груди Хоремсеба. В эту минуту она до такой степени была в его власти, что последовала бы за ним в огонь. Последнее усилие воли князя сломило Нейту. Волны опьяняющего аромата, который издавал Хоремсеб, в одно и то же время жгли и парализовывали ее, а поцелуй князя погрузил ее в какое — то опьяняющее счастье.
А между тем это счастье было пыткой. Бедная Нейта! В глубине сердца, переполненного победоносной страстью, копошилась смутная тоска. Перед ней встал туманный образ Ромы, с отчаянием в душе ищущего ее. Каждый удар весел уносил ее далеко от Фив, от прошлого, от друзей, без сомнения, к новому, но неизвестному счастью.
Вдруг, сидевший рядом с ней на груде подушек Хоремсеб почувствовал, что она дрожит, и несколько горячих слез упало на его руку.
— Ты страдаешь, маленькая упрямица, — ласково сказал он, прижимая ее к своему сердцу. — Выпей несколько глотков вина, это подкрепит тебя.
Подойдя к маленькому столику, стоявшему в глубине каюты, слабо освещенной фонарем, прикрепленным к одному из столбов, он достал из шкатулки черного дерева маленькую амфору с вином, кубок и крошечный флакончик, инкрустированный синей эмалью. Хоремсеб наполнил кубок вином, подлил в него несколько капель из флакона и подал его Нейте. Та, томимая жаждой, сразу выпила его. Почти мгновенно она почувствовала облегчение. Приятная свежесть разлилась по всему телу. Спокойная слабость сменила лихорадочное волнение. Прижавшись головой к плечу князя, она закрыла глаза, и скоро глубокое ровное дыхание показало, что она заснула.