Выждав полчаса, чтобы сын наверняка добрался до дома, они, хихикая, как школьники и подталкивая друг друга локтями, позвонили на его домашний телефон, и услышали размеренный голос автоответчика. Зная обязательность Юрия, поняли, что дома его в самом деле нет. На сотовый звонить не решились, чтобы не помешать. Мало ли чем он может заниматься в такое время! Еще с полчаса поговорили о сыне и его необычном поведении, гадая, куда же он все-таки поехал, и отправились спать.
Юрий сидел в машине перед Дашиным домом, вытянув ноги и закинув руки за голову. Подниматься не стал, прекрасно понимая, что она его просто не впустит. Задумчиво смотрел на окна её квартиры. Сначала светилось окно кухни, и он представил себе, что она сидит за столом и пьет чай из изящной чашечки, обязательно белой. Почему из белой, не знал. Может, потому, что в его представлении Даше соответствовал именно белый цвет? Потом свет на кухне погас, но тотчас зажегся в большой комнате. Читает, наверное. Из их долгих ночных разговоров в прошлом году он помнил, что она не любит смотреть телевизор. Через час свет погас и в комнате. Он содрогнулся, вообразив, как она принимает душ, переодевается и ложится спать. Одна.
На волю вылетели демоны, готовясь сожрать его целиком. В душе всколыхнулась неистовая страсть, не утоленная одной-единственной ночью. Ему безумно захотелось оказаться в ее постели, но он постарался сдержать разгоряченное воображение. Похоже, что до этого очень, очень далеко.
Понуро сложил руки на руле, положил на них отяжелевшую от дум голову, не признавая поражения. Что ж, если ему суждено пройти эту дорогу, он пройдет. Будет ухаживать, убеждать, уговаривать. Всё равно это в тысячи раз лучше, чем холодная безнадежная пустота прошедшего одинокого года.
Даша должна была чувствовать хотя бы слабое беспокойство, но не чувствовала ничего. Рабочий день в понедельник прошел как обычно. Пара инъекций, ценимые заводчанами традиционные банки, несколько массажей – и смена закончилась. Даша, споро занимаясь привычными делами, совершенно не думала о Юрии, точно так же, как и весь прошедший год. Это было нетрудно. После невыносимого страдания состояние холодного оцепенения было настоящим блаженством. И она боялась ненароком разбить эту чудодейственную стену. Всё слышать, всё понимать, даже смеяться, и при этом не ощущать ни отчаяния, ни боли – что может быть лучше?
Вечером вышла из проходной, улыбнувшись на прощанье вахтеру дяде Пете и сразу заметила Юрия, непринужденно ожидавшего ее на деревянной резной скамейке, стоявшей напротив проходной. Это ей не понравилось, и она прошла мимо, сделав вид, что они не знакомы.
Увидев Дашу, Юрий поднялся и в два шага догнал ее. Посмотрел жадным взглядом на нежные губы, но лишь сказал:
– Здравствуй, милая! Извини, что без цветов, как полагается. Завертелся на работе, не успел купить. Но, если хочешь, можно выбрать по дороге.
Она пошла по дороге, отрицательно взмахнул рукой и быстро говоря на ходу:
– Никаких цветов мне не надо! И, насколько я понимаю, у тебя слишком много дел, чтобы тратить зря драгоценное время! Я иду в детсад за дочкой, а у тебя в жизни другие пути!
Он чуть приподнял брови, показывая, что не согласен с ее словами и цепким движением подхватил под локоть. Эта хозяйская властность ее насторожила, она хотела отстраниться, чтобы почувствовать себя свободной, но он крепко прижал ее к себе. Негромко произнес, наклонившись к ее ушку:
– Дорога у нас отныне одна.
Она вспылила, дергая локтем.
– Тебе не кажется, что ты навязываешься?!
Наивная надежда, что он оскорбится и уйдет, не оправдалась. Он насквозь видел ее уловки.
– Милая! Давай жить дружно! – Это прозвучало у него с непреднамеренной угрозой, и он поспешил смягчить тон, раскаянно предложив: – Я хочу, чтобы ты привыкла ко мне. Перестала видеть во мне врага. Давай продолжим наше знакомство, ведь мы неплохо узнали друг друга!
Запоздало поняв, что это прозвучало крайне двусмысленно, испуганно посмотрел на нее. Даша жестко подтвердила:
– Неплохо, очень даже неплохо! – вызвав этим заявлением багровые пятна на его щеках.
Он поежился и хрипловато признал:
– Извини, это прозвучала так… по-дурацки… Я вовсе не то хотел сказать.
Она ранодушно передернула хрупким плечиком.
– То, не то, какая разница? Лучше бы мы вовсе не встречались, спокойнее было бы всем.
На его лице проступило откровенно болезненное выражение и он смешно почмокал губами, не зная, как ее разубедить. Тихо сказал:
– Ты не права, милая. Мне лучше уж точно бы не было. Я тебя искал весь год.
Даша опасливо всмотрелась в его лицо, ища следы того беззастенчивого нахальства, что выпирало сквозь его нарочито джентльменские манеры год назад, но увидела глаза истосковавшегося по любви мужчины. Ей стало не по себе. Отвечать на его ожидания она не хотела. Единственное, что теперь она ценила в жизни – покой и благополучие. Никаких потрясений, переживаний и разрушительных эмоций. А он мог вмиг сломать ее хрупкий бастион. Значит, у нее остается одна задача – держать его от себя как можно дальше.
Юрий нутром почувствовал ее настороженность.
– Даша, я очень хочу загладить свою вину, ту боль, что причинил тебе нахрапистым ухаживанием и… – он запнулся, не в силах выразить словами недовольство собой.
Она насмешливо предположила:
– Попыткой заплатить за ночь постельных утех, как заурядной проститутке? Ну, думаю, что намерения у тебя были самые лучшие. Далеко не каждой валютной путане платят столько, сколько ты отвалил мне за каких-то ничтожные пару часов.
Он возмутился, не понимая ее грубоватой резкости.
– Это была потрясающая ночь любви! – Чтобы она поняла, что это не пустые слова, остановил ее, повернул к себе, заглянул в глаза и твердо продолжил: – Я виноват, но смогу это исправить, если ты позволишь. Но я чувствую, физически ощущаю ту стену из ледяного недоверия, что ты воздвигла между нами. Поверь, я больше не тот нахальный мальчишка, что приставал к тебе в прошлом году. Если бы ты знала, как меня терзали боль и отвращение к самому себе. И еще одиночество! Отвратительная штука!
На ее выразительном лице отразилось такое недоверие, что он жалко вздохнул. Грустно попросил, проведя по ее щеке костяшками пальцев:
– Понимаю, что слишком тороплюсь, но позволь побыть с тобой, просто говорить, смотреть. Я не буду мешать, правда!
Последние слова прозвучали так по-детски, что напомнили Даше дочку. Именно таким послушно-умоляющим тоном Маша просилась посмотреть, как работает мама или еще куда-нибудь, куда нельзя, но очень хочется. Сердце дрогнуло в нежелательном порыве уступить, и она заколебалась.
Юрий сразу уловил перемену в ее настроении, понял, что позволение, пусть не на словах, но получено, и поспешно перевел разговор на другое, чтобы не дать ей опомниться и передумать. Стал рассказывать о последней поездке в Москву, приплетая разные небылицы. Она невольно посмеивалась над его россказнями, прекрасно понимая, что он отвлекает ее внимание, но не беспокоясь по этому поводу.