Но Евгений настойчиво продолжал, пытаясь вырвать ее из привычного, такого уютного, одиночества.
– Вы мне очень нравитесь, Наташа. Не хотите попробовать пожить со мной вместе?
Она вздрогнула. Интимное Наташа так давно не звучало в ее жизни. Ее даже родители всегда звали Натальей. Это слово что-то воскресило в сердце, что-то такое, что она очень хотела бы забыть. Навсегда. Углубленный в собственные переживания, он не заметил, как потемнело ее лицо и глаза из синих превратились в две холодные фиолетовые льдинки.
– Уж не хотите ли вы сказать, что из-за меня оставили жену?
Он закашлялся. Обтекаемо произнес:
– Не совсем.
Крепко сжав ладони, отчего на тонкой коже проступила голубая сеточка вен, она склонила голову, стараясь скрыть возмущенно запламеневшие щеки.
– Понятно. Если бы не я, вы бы сейчас сидели рядом с ней, ели очередного омара и были вполне довольны судьбой. Знаете, что произойдет с нами, если я вздумаю сделать глупость и останусь с вами?
Он замахал руками, заранее не согласный с нарисованной ею перспективой. Но она упорно продолжала:
– Вы меня по меньшей мере через год просто возненавидите и с тихим умилением будете вспоминать свою уютную жизнь с Ларисой Львовной. Я – неуютный человек. Недипломатичный. Об меня можно набить уйму синяков и шишек. Со мной не надо рассчитывать на беспроблемную жизнь, у меня проблемы на голом месте растут, как грибы после дождя.
Он упрямо встрял в ее страстный монолог:
– Меня проблемы не пугают. Будем решать их вместе, только и всего.
Наталья несколько секунд смотрела на него, сбитая с мысли его настойчивостью, но спохватилась и продолжила:
– Поверьте мне, через год вы сбежите к своей Ларе без задних ног, и еще будете радоваться, что уцелели. Только вот не знаю, будет ли вас дожидаться Лариса Львовна.
Удивившись такой странный фразе, он возразил, напрочь забыв, зачем он здесь:
– Почему это не будет?
Расхохотавшись над его чисто мужской непоследовательностью, она взмахнула рукой.
– Ну вот видите, вы весь в этих эгоистичных словах. Вы ведь пришли мне предложение делать, а сами и мысли не допускаете, что ваша жена, возможно, уже бывшая, заменит вас на кого-нибудь другого, поблагодарней. А вообще-то ей не стоит сидеть дома, тратя свою жизнь на таких неблагодарных чурбанов, как вы с Юрием. С ее кулинарным талантом вполне можно открыть небольшой ресторанчик. Свое дело столько весомости в собственных глазах добавляет. Мне всегда казалось, что она крайне не уверена в себе. Но это и понятно – с таким-то мужем.
Евгений Георгиевич обиделся. Он всегда думал о себе как об очень хорошем, даже замечательном, супруге.
– Вы что, хотите сказать, что она со мной несчастлива?
Наталья усиленно закивала головой, радуясь его сообразительности, как радовалась бы попытке своего малолетнего ученика самостоятельно одолеть трудное классное задание.
– Конечно! Но это, я думаю, чувствуют все слишком зависимые от мужей жены, неважно, работают они или нет.
Он ловко перевел разговор на нее:
– А вы, конечно, слишком независимы, чтобы выйти за меня замуж? Ведь все эти ваши туманные завесы по сути, ничего не стоят. Вы просто боитесь жизни. А конкретно – жизни с мужчиной. В этом случае пришлось бы подстраивать свою жизнь под его. Соизмерять свои заскоки ее с его потребностями, нуждами, желаниями. А вот этого вам и не хочется. Признайтесь уж, что в вашем отказе гораздо больше собственного эгоизма, чем заботы о моей бывшей жене.
Наталья Владимировна нахмурилась. Часть правды в этих обвинениях была, и ее приходилось принимать. Но всё-таки возразила:
– Всё это было бы ерундой, Евгений Георгиевич, если бы у меня к вам было хоть какое-то чувство. А его нет. Я к вам абсолютно ничего не чувствую. Вы хороший, порядочный мужчина, теперь таких мало, признаю. Но дело-то ведь не в вас, а во мне. Боюсь, что я никого уже не смогу полюбить так, как хочется вам.
Он хриплым голосом переспросил:
– Никого и никогда?
Она твердо подтвердила:
– Да!
– То есть это надо понимать как отказ?
Наталья с укором посмотрела на него. Неужели это нужно так подробно объяснять? Ведь и так всё ясно! Или он из тех людей, что любят всё раскладывать по полочкам? С силой повторила:
– Конечно! Я не собираюсь с вами жить!
Он встал и пошел к двери, больше разозленный, чем огорченный или обескураженный. Как примерная хозяйка, Наталья пошла провожать гостя. У дверей он повернулся, сказал:
– Извините, но надо же хотя бы попробовать! – и крепко обхватил ее, не давая поднять руки, чтобы оттолкнуть.
Но она вывернулась и отчеканила, прямо глядя ему в глаза:
– Езжайте домой, Евгений Георгиевич! И помиритесь с женой! Это будет лучшее из всего, что вы можете сделать!
Он упрямо прошептал себе под нос:
– Это мы еще посмотрим! – но послушно вышел в распахнутые хозяйкой двери.
Приехав домой, начал зло метаться по квартире, не в силах расстаться с мечтами. Теплое женское тело растревожило, и взбунтовавшаяся плоть заставляла требовать недостижимого. Он не помнил, хотел ли он с такой силой когда-нибудь женщину. Ларису так точно нет. Вообще в последнее время он прекрасно обходился без секса. Все силы отнимала работа, и вдруг такой всплеск чувственности. Почему он запал именно на Наталью? Ведь вокруг столько доступных тел?
Он закрыл глаза и вспомнил ее запах. Не запах дорогим французских духов, которые обожала выливать на себя Лариса, а естественный чистый запах женщины. Он возбуждал, кружил голову и задевал нечто инстинктивное, сокровенное, что уходило куда-то вглубь веков, когда самец находил самку по запаху. Именно ее запах сделал его таким уязвимым.
Поняв это, насторожился. Может быть, это просто духи? Он много чего слышал об афродизиаках и феромонах, делающих из нормальных мужиков неуправляемых примитивных самцов. Но, подумав, отказался от этой мысли.
Наталья не из тех, чтобы привлекать, а потом отпинывать. Уж чем-чем, а извращенным самолюбием она не страдает. Решив подождать немного и повторить попытку, включил компьютер и заставил себя сосредоточиться на работе.
Вызванный паническим звонком матери, Юрий сидел на кухне за накрытым столом, жевал форель под соусом буланьез и недовольно слушал мать, портившую ему аппетит.
Заплаканная Лариса Львовна горько жаловалась сыну на мужа. Такой она ему совершенно не нравилась. С красным носом и узенькими опухшими глазками она напоминала ему вечно о чем-то ноющих деревенских бабок. Хотя в настоящей деревне он бывал только проездом, но почему-то в голове отложилось именно такое воспоминание. Или, может быть, это был просто какой-то старый фильм, который он посмотрел в глупом детстве?