На этот раз это действительно была она. Павел с огромными сумками прошагал на кухню, доказывая, что он и в самом деле здесь не чужой, и стал раскладывать покупки по местам, даже не спрашивая, где что лежит. Предупрежденная Павлом Саша вошла в комнату настороженная и чужая.
– Что тебе здесь нужно?
– Приехал повидать дочь. – Голос Юрия звучал так неискренне, что он, понимая это, поморщился.
Естественно, Саша не поверила:
– Мог бы позвонить и договориться о встрече. Не звонил, значит приехал с проверочкой. Ну что ж, всё проверил, всё выяснил и можешь ехать обратно.
– Я еще с Аней не повидался толком.
Саша округлила глаза.
– Неужели она не прибежала посмотреть, кто пришел?
– Прибегала.
– Ну и почему ты с ней не поговорил?
Ему неловко было врать, но правду говорить при хлыще, вышедшем из кухни и прислушивающемся к разговору, он тоже не мог. Он просительно посмотрел женщину, когда-то понимавшую его с полуслова.
Сашу немного тронул этот затравленный взгляд, похожий на взгляд замученного и просящего пощады зверька, но она постаралась не придавать ему значения, говоря себе, что это лишь очередной блеф. Не соответствовал он сложившемуся в ее памяти образу Юрия-победоносца. Она молча повернулась, пошла в другую комнату и позвала дочь. Подвела к отцу и предложила:
– Вот и Анюта. О чем ты хотел с ней поговорить?
Он посадил дочь на колени и стал выспрашивать о делах в детском саду. Она отвечала охотно, хотя и с некоторым удивлением, вопросительно поглядывая на мать. Немного послушав воркотню девочки, та пошла на кухню, повязала фартук и начала готовить воскресный обед.
Ей очень не хотелось общаться с мужчинами, так нахально претендующими на ее скромную персону, но, чтобы их выгнать, нужны были силы, а их-то как раз и не было. Она чувствовала себя отчаянно уставшей и ужасно старой.
Через полчаса на кухню пришел Юрий. Павел, настойчиво отиравшийся около хозяйки, как ласковый пушистый кот в надежде заработать кусочек повкуснее, насторожился и примолк. Юрий сурово посмотрел на соперника, почувствовал прилив воинственности, и произнес традиционный мальчишеский вызов:
– Давай выйдем!
Павел немедля воспротивился, он не любил, когда его били.
– Мне и здесь хорошо! – и подвинулся к нарезающей овощи Саше.
Она с неудовольствием посмотрела на мужчин.
– Ну, хватит, нашли место для разборок! Будете мне мешать, тут же оба отправитесь восвояси!
Юрия это вполне устраивало: если его здесь не будет, то не будет и этого наглого типа. Но Павел уходить категорически не хотел. Он пролез в самый дальний угол кухни, устроился там в относительной безопасности и опрометчиво показал Юрию язык.
Тот, и без того доведенный всей этой историей до кипения, не вынес этой последней капли. Отшвырнув в сторону стол, схватил за грудки наглеца и от всей души двинул ему в скулу. Саша быстро закрыла кухонную дверь, чтобы не напугать дочку и завопила на Юрия:
– А ну, хватит! Убирайся из моего дома!
Схватившийся за лицо Павел это требование энергично поддержал, причем у него как-то нечаянно получилось, будто это и его дом.
Прохрипев, что эту квартиру купил его отец на его свадьбу, и прав находиться здесь у него не меньше, чем у бывшей жены, Юрий еще раз вмазал по наглой роже бывшего сотоварища по приключениям. Тот осел и тихо сполз вниз по стенке.
Разозленная Саша повернула к себе распоясавшегося муженька и тоже хлобыстнула его по щеке, вложив в удар всё свое возмущение.
– Нет, это же что такое! У него невеста на сносях, а он тут права качает! Иди к ней и там из себя героя изображай!
Он не обратил на пощечину никакого внимания, просто обхватил ее руками и прижал к себе, пережидая, когда она перестанет трепыхаться.
Саше стало обидно.
– Что, со мной можно себе всё что угодно позволить? За меня папа не заступится? Я не из того социального слоя, с которым можно считаться?
Юрий немного отодвинул ее от себя и расстроенно заметил:
– Ну что ты говоришь? Я же тебя люблю!
Она зло ответила:
– Знаешь, люби-ка ты этой своей специфической любовью кого-нибудь другого, а я мне она совершенно не нужна! Не хочу больше быть порядковым номером. Теперь я понимаю, почему ты меня постоянно Марусей называл: просто чтобы имени не запоминать, не напрягаться и с другими не путать. Очень удобно!
С горечью припомнив свою дурость, Юрий стал покрывать мелкими поцелуями ее лицо, сумбурно бормоча:
– Прости, прости! Давай начнем всё сначала, поверь, я изменился, я совсем другой, чем был! Я многое понял, я виноват, но дай мне шанс!
Она зло рассмеялась, пытаясь вырваться из его объятий.
– Нет, это просто смешно! У тебя что, совести совсем нет? Ты что, забыл про своего будущего ребенка?
Он замер, скосив глаза на дверь. Саша тоже повернулась и увидела в дверном проеме потрясенно замершую дочь, разглядывающую царивший на кухне разгром.
– Что случилось? – она была не по-детски серьезна, с укором поглядывая на отца.
Юрий медленно опустил руки, и Саша, не замедлившая отскочить на него на приличное расстояние, требовательно сказала:
– Папа уже уходит, Анюта! А сели не уйдет, то я сейчас вызову охрану и помогу ему отсюда убраться!
Посмотрев в ее сердитые глаза, Юрий понял, что сегодня перешел все границы, и она, не задумываясь, выполнит свою угрозу. Удрученно вышел в коридор, накинул куртку и ушел, не сказав больше ни слова.
Саша подошла к сидевшему в углу Павлу, обхватившему руками голову. Его безнадежная поза показалась ей несколько наигранной, и она довольно сурово сказала ему:
– Ну, что тут у тебя? – и ахнула, когда он поднял голову.
Правый глаз у него закрылся, покрытый угрожающей синевой, из рассеченной губы текла кровь, и всё лицо походило на полосатый красно-синий детский мячик. Она с укоризной спросила:
– Почему ты не защищался?
Он посмотрел на нее здоровым глазом, стараясь, чтобы тот наглядно выражал неудовольствие от ее глупости.
– И что бы после этого от кухни осталось? Груда развалин? Я вообще-то есть хочу!
Она подала ему вату и перекись водорода, отправив приводить себя в порядок в ванную. Дочку отослала обратно, объяснив, что дядя Паша споткнулся и упал. Павел, слышавший эти слова, надулся, поскольку неуклюжим себя никогда не считал. Наоборот, был уверен, что, если бы попытался постоять за себя, еще неизвестно, кто вышел бы победителем из этой схватки. Только вот что стало бы при этом с мебелью – большой вопрос. Так что пострадал он исключительно из-за собственного благородства!