Геннадий Васильевич с силой потер гладко выбритые щеки.
– Противная история. Я и сам заметил, что в последнее время дочь сильно изменилась. – Юрий с таким открытым недоверием посмотрел на собеседника, что тот вынужден был признать: – А может, всегда такая была, просто я этого не видел. Дочь всё-таки, долгое время бывшая единственной и, соответственно, балованной. Что с ней теперь делать, не представляю.
Юрий представлял, что делать, но свое мнение навязывать Геннадию Васильевичу не собирался. Но тот сам попросил:
– Что бы вы сделали в моей ситуации, Юрий? У вас ведь, кажется, тоже есть дочь.
Юрий свирепо произнес:
– Урезал бы ей содержание, чтобы она поняла, что она такая же, как все. А то ведет себя так, будто всех оптом купить может. Прихлебателей вокруг нее – не счесть. Благодаря таким, как она, и слава о русских среди местного населения крайне нелестная. Если есть время, зайдите в любое злачное местечко в округе и вам такого порасскажут!
Геннадий Васильевич немного подумал, встал, протянул руку собеседнику, крепко ее пожал и поблагодарил:
– Так я и сделаю! Бросать учебу на полдороге глупо, пусть доучивается, но счет я ей прикрою. Будет получать теперь месячное содержание в размере стипендии, которую получают все местные студенты. Им ведь на жизнь хватает?
Юрий кивнул – стипендии хватало и на бары с дискотеками. Но на то барство, что вела Дарья, однозначно нет.
– Вы не могли проводить меня к Даше? Я хоть и не раз здесь бывал, но все равно плоховато ориентируюсь во всех этих готических переходах.
Юрий, первое время сам плутавший по бесконечным коридорам, согласился, и они пошли в общежитие, где, по расчетам Юрия, должна была находиться Даша.
Она в самом деле тусовалась с подругами в общежитском коридоре, кого-то высматривая. Взгляд был слишком блестящим и напряженным, и Юрию показалось, что она накурилась травки. Издали завидев его, она демонстративно отвернулась, не обратив внимания на того, кто шел рядом.
Ее слишком громкий голос и странный прерывистый смех крайне не понравились Геннадию Васильевичу. Он вопросительно приподнял одно плечо и немного боком подошел к дочери.
– Здравствуй, Даша. Отдыхаешь?
Дочурка вздрогнула. Она не ожидала появления здесь обычно крайне занятого отца. Но быстро оправилась и с криком: Папа! – припала к его плечу, довольно успешно имитируя горькие рыдания. Тот суховато похлопал ее по плечу, приговаривая: Ну, будет! Лицо девушки, обращенное к Юрию, оставалось холодным и мстительным. Она даже умудрилась между всхлипываниями показать ему язык, что он встретил холодной непроницаемой гримасой. Наконец отец оторвал ее от себя и предложил:
– Пойдем поговорим?
Вытирая сухие глаза кружевным платочком, доченька запальчиво сказала:
– А чего прятаться? Мою историю и без того все знают.
Стоявшие рядом подруги дружно загалдели, обвиняя Юрия в умышленном совращении бедной девочки. Это получилось так достоверно, что Геннадий Васильевич с невольным сомнением посмотрел на Юрия, взвешивая, кто же из них врет. Юрий, подняв руку, громко сказал:
– Милые дамы, хочу вас предупредить, что отныне Дарья Геннадьевна будет жить на обычную стипендию, на которую живут многие из вас. Так что выводы делайте сами. Как вы знаете, своих денег у нее нет.
Эти слова произвели волшебное действие. Мгновенно замолчав, группка подружек тут же рассеялась, как легкий утренний туман. Даша, оставшись в одиночестве, обескураженно глядела вокруг, не веря, что ее все бросили.
Юрий с издевательским сочувствием произнес:
– Что, купленные друзья не так надежны, как хотелось бы? Наемники они всегда так – когда есть деньги, они с тобой, а нет – против тебя. Как понимаешь, их дружный уход развеял в прах твою версию происшедшего. Или, вернее, не происшедшего.
Обкурившаяся Дарья, до которой только теперь дошли слова об урезании ее содержания, с испугом воскликнула:
– Пап, это же неправда? Как я буду жить на эту смешную стипендию? Я не смогу!
Всё это время внимательно наблюдавший за сменой выражения на ее лице Геннадий Васильевич остался крайне недоволен. Сухо обрезал, давая понять, что время роскоши закончилось:
– Сможешь. Или поедешь доучиваться в Москву, к матери. Я смотрю, зря мы доверяли глупой девчонке. Ты оказалась безответственным и даже непорядочным человечком.
Никогда не слышавшая от отца подобного тона Дарья неистово завопила:
– Это все твоя подлая жена! Стерва она, вот кто! Сначала тебя соблазнила и из семьи увела, а теперь против меня настраивает! Шлюха она, и больше никто!
Геннадий Васильевич зло поджал губы и внезапно залепил дочурке оглушительную оплеуху.
Та замолчала и схватилась за щеку, пораженно выпучив глазенки. Проходившие мимо парни из русской общины одобрительно загоготали и ехидно посоветовали красному от гнева отцу:
– Розгами ее надо, розгами! Хотя ум у этой дурехи всё равно не появится, раньше ее пороть надо было.
Юрий, которому неприятна была эта семейная разборка на глазах у всех, толерантно посоветовал:
– Геннадий Васильевич, вам бы лучше в ее комнату зайти, она недалеко. – И указал на дверь.
Отец схватил упирающуюся дочь за руку и поволок в комнату, не обращая внимания на ее протестующие выкрики. На шум поспешил дежурный, немолодой плотный немец с бейджем на груди. Юрий на немецком мирно объяснил ситуацию, и тот, неодобрительно покачав головой, вернулся на прежнее место.
Через пару часов в комнату к Юрию постучали. Открыв дверь, он немного растерялся от вида яростно горящих глаз Геннадия Васильевича. Тот быстро прошел в комнату, упал на стул и растерянным жестом взъерошил волосы.
– Ну, такого я не ожидал! Как противно осознавать, что в этом чудище, называемом моей дочерью, есть моя кровь! Чего она мне только не наговорила! Что она ненавидит и меня и мою жену, а своего брата она уничтожит при первой возможности. К тому же мне показалось, что она под кайфом. – Он вопросительно поднял голову, надеясь на опровержение.
Но Юрий сумрачно подтвердил:
– Она давно этим балуется. Деньги ведь есть. Не знаю, как она будет дальше – без денег эту дурь не достать, а наркотическая зависимость у нее выработалась.
Отец откинулся на спинку стула, отпыхиваясь, как после длительной пробежки.
– Это моя вина. Ее мать говорила мне, что деньги нужно давать в разумных количествах, но меня терзало чувство вины, и я открыл ей довольно приличный счет. Денег у нее было вволю. Никто ее не ограничивал. Но теперь этому конец. Я уже позвонил в банк и наложил запрет на операции со счетом. Хорошо, что я хоть контроль оставил за собой. Но, может, ее в Москву забрать? – и он вопросительно посмотрел на собеседника.
Но Юрий не собирался брать на себя чужие проблемы.