– Вы мне договорить не дали, – сердито ответила Юлия, – перебиваете без конца, никакого терпения. Катька как жила в нижнем городе, так и осталась там, а вот Светка переехала – на кладбище! Иржи на любовницу обозлился, денег она у него взяла и не отдала. Небось решил стребовать, а откуда их Светке взять? Вот он взбесился, приехал к Свете, скандал закатил и сказал, чтобы больше в их доме не появлялась! А та, дура, вены себе на руках перерезала! Катька труп нашла. Кровищи, говорит, полно нахлестало: ванная комната, холл, лестница, подъезд, двор, мостовая… Все залило. Вона как!
Я крепко сцепил челюсти, чтобы не воскликнуть ненароком: «Врать надо тоже с умом! Да, крови было много, но только в ванной». И потом, сколько же народу надо зарезать, чтобы красные реки текли по мостовой?
– Катька в полицию бегом, – Юлия в ажиотаже размахивала толстыми ручонками. – Иржи в тот момент в нижнем городе в автомастерской свою «Шкоду» чинил. Катька когда к ментам бежала, его приметила. Ну, парня и вызвали поговорить. Катька же Ленке позвонила и ляпнула: «Иржи Светку убил, его арестовали». Ясное дело, Лена понеслась к подруженьке. Ох, она глупая была, – запричитала Юлия, – просто блаженная! Люди ей добра хотели, глаза открыть пытались. Ведь не только я одна зудела: «Гони Светку, уведет Иржи». А Ленка, дурочка, всем отвечала: «Ну что вы выдумали. Мы дружим». Во, додружились! Принеслась она к Светке, увидела кровищу и упала, инфаркт с ней приключился. Иржи допросили и вины его не нашли. Если баба вены режет из-за любовника, то он тут при чем, а? Ну, решили его отпустить. А тут известие про смерть Ленки подоспело. Иржи со стула брык, в конвульсиях весь затрясся… Страх смотреть!
– Вы видели? – не утерпел я.
Манера Юлии выдавать невероятные слухи за абсолютно верные факты могла вывести из себя кого угодно.
– Аська мне рассказывала, – пояснила Юлия, – из лазни. Она там полы моет, а ее подружка уборщицей при ментовке служит. В общем, две покойницы и один почти умерший! Во! Санта-Барбара отдыхает! Вам теперь на дармовщину не пожить. Ищите отель или квартиру.
Сухо поблагодарив местную сплетницу, я вышел на улицу, вытащил было мобильный, но тут же сунул его назад. Похоже, в этом мирно спящем городе отовсюду торчат все слышащие уши и таращатся всевидящие глаза!
Добравшись до гостиницы, я заперся в своем номере, тщательно задернул на окнах тяжелые гардины, прошел в ванную, пустил струю из крана и лишь потом соединился с Норой.
– Интересные дела творятся в Ковальске! – воскликнула хозяйка. – Завтра ступай в лазню и потолкуй с этой Катериной, а я пока кое-что сама разузнаю. Будь осторожен.
Забыв, что Нора меня не видит, я кивнул. Сам хотел завтра ни свет ни заря отправиться в лазню.
Утром Николетта и Кока, кряхтя и охая, выползли завтракать в ресторан при гостинице. Глядя на их бледные, почти синие лица, я ухмыльнулся и с самой трогательной заботой в голосе осведомился:
– Как ваше самочувствие?
– Ужасно, – простонала маменька, прикладывая к векам тонкие пальцы, сплошь унизанные кольцами со сверкающими камнями, – голова кружится, ноги дрожат…
– Нас отравили, – сообщила, зябко кутаясь в шаль, Кока, – в мясе был цианистый калий! Меня полночи тошнило в туалете!
– А у меня болит желудок, – заметила маменька, – словно горячего ежа целиком проглотила, и теперь он там медленно-медленно поворачивается. Вава, принеси воды. Умираю, как пить хочется!
– И мне, – протянула Кока, – похолодней, с лимоном…
Я встал, взял с длинного, заставленного закусками стола пару бутылок минералки, налил дамам. Они жадными глотками осушали вместительные емкости.
Нет, цианистый калий тут ни при чем. Человека сия отрава убивает мгновенно, ста граммов хватит на то, чтобы извести целую армию. Впрочем, вполне вероятно, что Коке было бы мало и полкило цианида. Она живуча, как таракан, думаю, приди ее несчастному зятю в голову идея избавиться от тещеньки, он бы испытал глубокое разочарование: Кока в воде не утонет, в огне не сгорит и от яда даже не чихнет. Но сейчас ей, похоже, не слишком хорошо, впрочем, и Николетта испытывает настоящий дискомфорт, сегодня она не прикидывается бедной, несчастной больной. Дам посетил «мурмулюк». Кто это такой? Да вульгарное похмелье. Впрочем, птичьей болезнью «перепил» страдают лишь люди из низших слоев общества, к благородным дамам, нахлебавшимся пивом по уши, заявляется «мурмулюк». Во всяком случае, именно это выражение употребляют в гостиных, которые посещают маменька и Кока.
– Вава, еще воды, – простонала Николетта.
Я повиновался.
– Не могу, – протянула маменька, – хочу пить, а внутрь уже ни капли не помещается!
– Ах мы несчастные, – завыла Кока. – Жуткая мигрень! Такие страдания. Разве их кому-нибудь понять! Невыносимо!
– Позвольте дать вам совет, – решился я.
«Страдалицы» примолкли.
– Ну, – с подозрением осведомилась Николетта, – и что ты можешь интересного предложить?
– В вашем случае поможет посещение лазни, баня, бассейн, все это снимает последствия бурно проведенного вечера…
– Даже слушать ничего не желаю, – взвилась Николетта.
– Ваня! Что ты себе позволяешь? – обозлилась Кока. – У нас мигрень! Заболевание сосудов!!! Нам плохо!!!
– Лично я отправляюсь в номер, – заявила маменька, – лягу в кровать!
– И я, – подхватила Кока.
Секунду дамы молчали, потом хором заявили:
– До обеда не смей нас беспокоить!
– Во сколько же станем трапезничать? – решил уточнить я.
Коку передернуло, а Николетта быстро ответила:
– Не раньше четырех.
Затем обе прожигательницы жизни, стеная и охая, стали подниматься из-за стола. И тут метрдотель, на беду, вспомнил о своих профессиональных обязанностях. Облаченный в безукоризненно отглаженный черный костюм, он приблизился к нам и заботливо осведомился:
– Вы пили воду и совершенно не притронулись к завтраку. Если вас не устраивает выбор на шведском столе, можете заказать любое блюдо по карте.
Николетта прищурилась:
– Только не в вашем заведении! Меня тут отравили!
Метр чуть не умер. Он прижал обе руки к груди и с неподдельным ужасом воскликнул:
– Отравили!! О боже!!! Что случилось?