Я покачал головой. Да уж, любящая бабушка, приятная старушка, обожающая внучку.
— Твоя Соня в молодости, случайно, не в тюрьме работала?
Миранда захихикала:
— Клево придумал. Нет, русский язык в школе преподавала. Чуть что, орет: «Пушкина надо читать, там есть ответы на все вопросы». Я ее, правда, спросила: «А что ваш Пушкин советовал делать, если комп все время виснет?»
— Наверное, твоя бабушка разозлилась?
Миранда довольно прищурилась:
— Чуть не лопнула. Сначала синяя стояла, а потом как взвизгнет: «Тебя надо изолировать от общества!»
— Не обращай внимания, пожилые люди часто нетерпимы.
Неожиданно Миранда спокойно ответила:
— Старость — не повод для хамства.
Я изумился, девочка-то вовсе не глупа.
— Ты уж извини, но придется тебе сходить к моей матери, очень прошу!
— Ради тебя я готова на все, — с жаром заявила Миранда.
— Вот и здорово, одевайся, только сделай одолжение, надень платье.
— Без проблем, — кивнула Миранда.
Успокоенный, я отправился в свою комнату, влез в смокинг, причесался и вновь пошел к Миранде.
— Иду, — ответила девочка и распахнула дверь.
Я онемел. Миранда натянула ярко-красный футляр из материала, похожего на бархат. Очень узкое вверху, внизу платье просто превращалось во вторую кожу, поэтому модельер, придумавший фасон, предусмотрел разрез от пояса до пола. Миранда стояла чуть боком, выставив вперед ногу. Такую позу частенько избирают манекенщицы, чтобы смотреться особенно соблазнительно. Я невольно опустил глаза вниз. Так вот почему девочка кажется неожиданно высокой. Она надела босоножки, состоящие из узенького ремешка и бесконечного каблука. Но нижняя часть наряда выглядела вполне прилично по сравнению с верхней. Ни рукавов, ни плеч у платьишка не было, оно заканчивалось корсажем, из которого вываливалась неожиданно большая грудь странного цвета. Очевидно, Миранда, как дамы девятнадцатого века, напудрила декольте. На правом плече у нее блестела татуировка: красно-зеленый дракон с разинутой пастью, левое обвивал растительный орнамент. Но самая невероятная метаморфоза случилась с головой. Лицо покрывал густой слой тонального крема, глаза щетинились слишком черными ресницами, веки стали сине-зелеными, и издали казалось, что ребенку кто-то наставил «фонарей», брови превратились в прямые линии, бегущие от переносицы к вискам. Волосы Миранда начесала, уложила в «башню», а сверху воткнула птичку, сделанную из бисера. Во времена моего детства подобными украшали новогодние елки. В результате всех предпринятых усилий вполне симпатичная девочка стала выглядеть, как потрепанная вокзальная проститутка лет двадцати.
— Готова, только сумочку возьму, — прочирикала страшно довольная дурочка.
Я наконец обрел дар речи:
— Прости, дорогая, нет ли в твоем гардеробе чего-нибудь другого?
— О чем ты? — удивилась Миранда. — Знаешь, сколько стоит это платье и туфли? Вообще говоря, они не мои, а Настькины.
— Замечательно красивые, вижу, — быстро сказал я, — но лучше надеть простую белую кофточку, черную юбочку, смыть макияж, а из волос сделать хвостик.
Пару мгновений Миранда смотрела на меня, не моргая сине-зелеными веками. Потом надула намазанные ярко-красной помадой губки.
— Тогда отправляйся без меня, я уродкой не поеду! Да кто сейчас ходит в белой кофточке? Ваня! Ты отстал от моды!
Я тяжело вздохнул и описал Миранде ситуацию, в которую попал. Девочка возмутилась:
— Ну и сволочи! Ты же старый!
Я кивнул:
— Конечно, только Николетта в гневе, сделай милость, помоги мне.
Неожиданно Миранда оживилась:
— Здорово!
— Чего же хорошего?
— Я собираюсь после школы идти на актерский, я талантливая, ты не волнуйся, такую пусеньку изображу. У нас в классе есть Ленка Мостова, от нее все учителя тащатся, знаю, что твоей матери надо.
— Отлично, — обрадовался я, — ступай переодеваться.
— Но у меня только джинсы!
Я взглянул на часы:
— Вот что, поедешь прямо так, возле дома Николетты огромный универмаг, найдем тебе подходящий наряд, только умой лицо.
В торговом зале мы произвели фурор. Когда Миранда, семеня ногами в босоножках, шла сквозь толпу, народ застывал. Хорошо еще, что девочка накинула на себя коротенькую дубленочку и ополоснула мордочку. Когда мы наконец добрались до нужного прилавка, моя спутница вздохнула:
— Что-то холодно!
— Еще бы! Почему ты поехала в босоножках? Надо было сапожки надеть!
— У меня только кроссовки, — возразила Миранда, — прикинь, как они подходят к этому платью.
Я хотел было сказать, что девочка ее возраста, одетая холодным февральским вечером в вызывающе обтягивающий наряд для коктейля и обутая в пляжные босоножки, выглядит еще более глупо, но сдержался. В конце концов, ребенок не виноват. Где ему было набраться хороших манер и воспитать вкус? Похоже, бабушка более чем специфическая личность, матери совершенно наплевать на дочь, а с отцом Миранда, скорей всего, и незнакома.
В отделе, где торговали готовым платьем, скучали две продавщицы, не слишком-то оживившиеся при виде нас.
— Мне надо, чтобы эта девочка выглядела, как ребенок двенадцати лет, — попросил я.
Одна из девушек лениво спросила:
— Размер?
Миранда сняла дубленку. Торговки сначала вытаращили глаза. Потом одна растерянно сказала:
— Кажется, сороковой, как думаешь, Катька?
— Нет, Светка, — ответила вторая, — по плечам пройдет, а в груди застрянет, у нее же размер четвертый, не меньше.
— Боюсь, ничего не подберем, — повернулась ко мне Катерина, — нестандартная фигура, плечи мелкие, бюст крупный. Только на заказ, или по бутикам ищите!
— Да у меня груди-то нет, — сообщила Миранда и щелкнула себя по выпирающим окружностям, — это лифчик такой, с силиконовыми вставками!
Продавщицы переглянулись и принялись носить наряды. На десятом я приуныл.
— Разве это детское?
— Сейчас так шьют, — пожала плечами Света, — как для взрослых, только маленького размера.