– Да я тебя и не видела вообще! Ты круглыми сутками находился на работе, а в выходные – твоя мамаша, твои родственники…
– О чем бы я тебя ни просил – ты ничего, ничего не делала. Мои советы, мои просьбы, пожелания – ты все мимо ушей пропускала…
– Мне было больно. Я хотела умереть. Я лежала сутками, ничего не ела и пила водку, чтобы забыться. Мне было так больно, когда ты ушел…
– О, какое лицемерие… Тебе было больно, когда я ушел! – язвительно воскликнул Саша. – А мне всю жизнь было больно! Все те годы, что я потратил на тебя!
– Зато теперь тебе хорошо. Тебя любят. У тебя будет ребенок. У тебя теперь есть все, о чем ты мечтал когда-то…
– Да и ты не одна! Тебя тоже любят. Кто он, кстати? – весело спросил Саша.
– Какая разница… Он все время со мной. Всегда. Мы, Саша, с тобой счастливые люди, – спокойно закончила Лара. – Мы получили то, что хотели. Пусть и с небольшими оговорками, но… Идеального ведь ничего не бывает, да? Поэтому забудь все то, что я тебе сейчас рассказала. Подвези меня к метро. Я на метро до вокзала быстрей доеду.
– Как скажешь.
Саша тронул машину с места.
* * *
Не то чтобы он не поверил Ларе, нет…
Просто Александр знал: у каждого своя правда. Одно и то же событие трактуется людьми, участвовавшими в нем, по-разному. Это только в мыльных операх есть злодеи и благородные герои, которыми движет какое-то одно чувство… В реальной жизни все сложно, все неоднозначно. Нет злодеев и героев, есть обычные люди со своими страстями, страданиями и надеждами.
Ну, допустим, Оленька и правда хотела отомстить Ларе. Из-за Лары погиб ее отец – и спустя годы Оленька решила отыграться.
Познакомилась с Сашей, и…
И влюбилась в него. А он – в нее. И рухнули к чертовой бабушке все планы… Что теперь – казнить Оленьку?
Ребенок все искупил – тут Лара права.
…Александр вернулся домой. Вернее, в дом Оленьки.
– Сандрик, ты? – Оленька лежала на диване, под кондиционером, прикрывшись одной простыней. – Куда ты ходил?
– Так, документы кое-какие надо было передать, – легко соврал Александр.
Он встал перед диваном на колени, откинул простыню. Обнаженный живот Оленьки – огромный, с чуть вывернутым пупком – был перед его лицом. С тех пор, как ребенок начал шевелиться, Александр, точно завороженный, следил за его движениями в животе у матери – вот что-то круглое, маленькое натянуло кожу изнутри, пробежалось волной… Ребенок пошевелил рукой или ногой. А еще Александр любил прижиматься щекой к животу Оленьки и с замиранием сердца ловил толчки изнутри – легкие, нежные, но вполне ощутимые… Вот и сейчас он приник щекой к ее животу.
– Скажи ей что-нибудь! – засмеялась Оленька. – Римма считает, что родители должны общаться со своим ребенком.
– Почему – ей? Может быть, это мальчик…
– Это девочка. Я чувствую! – упрямо, ласково возразила Оленька. – Скажи ей что-нибудь!
– Привет, малышка… – сдавленным голосом произнес Александр.
Он сказал эти слова неискренне, вынужденно.
Дело в том, что Александр общался с будущим ребенком по-своему.
Он страстно любил этого ребенка, но произносить какие-то слова вслух было выше его сил. Он и так находился с плодом на одной волне – они общались, если можно так сказать, на уровне волн, эмоций. Флюидов.
«Я здесь. Я с тобой. Люблю», – прижавшись щекой к животу Оленьки, посылал свой сигнал Александр. «И я тоже здесь. Я с тобой!» – отзывался плод, толкая крошечной ручкой или ножкой его в щеку, изнутри живота.
Сама Оленька не то чтобы мешала, но… Ее общение с ребенком было иным. Она долго и часто разговаривала с собственным животом, вслух – красивыми, правильными фразами. Фразам Оленьку научила Римма.
Римма была особенной женщиной. Она родила шестерых детей, она была полностью погружена в этот утробный, сумрачный, влажный мир материнства. Римму не интересовало в этом мире ничто, кроме беременности, родов, кормления, правильного купания и пеленания, сцеживания и срыгивания…
Это было для нее святым. Только на эти темы она разговаривала, только вопросы материнства ее интересовали и волновали…
У Риммы был муж, Александр его как-то видел. Высокий мужик сектантского вида, в полотняной рубахе и с длинной, угольно-седой, словно червленое серебро, бородой. Очень живописный дядька. Однажды Александр краем уха слышал, как Римма красочно рассказывала Оленьке, как они с мужем зачинали последнего ребенка. Причем зачинали чуть ли не с песнопениями.
С одной стороны, очень поэтично. С другой стороны… Тьфу. Александр бы в жизни никому о таких вещах не стал рассказывать. И уж тем более песни петь во время этого самого. Или он чего-то не понимал, был слишком приземленным, зажатым?
Римма смысл своей жизни превратила в профессию. Буквально. Она открыла школу для будущих мам и назвала ее «Люлечка».
Римма вела занятия в этой школе, готовя женщин к родам, и сама принимала у них роды на дому. В воду.
В школу приглашали и будущих отцов. Александр ходил на занятия, делал вместе с Оленькой какие-то несложные гимнастические упражнения со сложным философским подтекстом, слушал вдохновенные лекции Риммы о радостях материнства и родительства… Вокруг резвились дети, рожденные на дому. Идиллия.
Когда Александр узнал, что и Оленька собирается рожать на дому, то пришел в недоумение. Оно, конечно, медицина не всесильна, но…
Он попытался поговорить с Оленькой – «найдем лучший роддом, лучших врачей, мне денег не жалко, все что угодно, да хоть за границу тебя отправим…» Не тут-то было.
Оленька наотрез отказалась рожать в медучреждении. Она вывалила на Александра кучу фактов, когда мамы с детьми уродовались и гибли – именно в больницах, благодаря врачам.
Она привела в пример собственную мать, чуть не умершую от неправильного лечения. Родного брата, который умер от наркоза во время простейшей операции, в возрасте шестнадцати лет (вся жизнь была впереди!). Еще кучу примеров Оленька вспомнила…
На Александра эти факты, конечно, сильно подействовали. Но все же до конца так и не убедили… Он не мог поверить в то, что Римма – сильнее всех этих докторов со сложными приборами и инструментами. Почему доктора не спасут Оленьку, а Римма спасет?
Словом, Александр начал, по выражению Оленьки, «мутить воду». Он пытался надавить на свою возлюбленную, заставить ее прислушаться к своему мнению… Ничего не получилось.
Оленька была как скала. Даже более того, Александр почувствовал, что, если надавит на нее чуть сильнее, Оленька разорвет с ним всякие отношения.
Она оказалась сильнее его. Оленьку нельзя было заставить делать что-то против ее воли. И никто, наверное, не смог бы подчинить ее – в который раз убедился Александр… Либо он соглашается со своей юной подругой, либо теряет ее (и своего ребенка заодно) навсегда.