– Что с ней?!
– Врезалась, – неохотно сообщил он, оглядываясь на блондинку и становясь похожим на гигантскую куклу, за спиной которой прячется тщедушный кукловод, – на мотоцикле в мой «Мерседес».
Внутри Инны все оборвалось от ужаса, она начала сползать вниз, припав плечом к стене.
– Э-э, – мужчина взял ее под локоть и поставил на место, – все нормально с ней! Вскочила и убежала. Машина-то была припаркована.
– Боже!
– А что вы бога сюда приплетаете?! – вылезла из-за спины огромной марионетки хозяйка. – Детей надо воспитывать!
– Я стараюсь, – пролепетала Инна.
– Мы видим! – в ее голосе становилось все больше визгливости. – Только толку нет. Скажите мужу, чтобы принял серьезные меры!
– У меня нет мужа.
– А-а-а, тогда ясно! – обрадовалась кукловодша. – Своя личная жизнь важнее, конечно! Откуда время на дочь?!
Инна готова была провалиться сквозь землю от стыда и чувства вины – в словах этой визгливой женщины было немало правды.
– Наташ! – смущенно встрял в разговор мужчина.
– Что «Наташ»?! Что?! Беспризорники носятся по двору, а у нас маленький ребенок. Не заметят – раздавят! Тебе мало разбитой машины?!
– Разбитой?! – в ужасе переспросила Инна, едва шевеля вмиг пересохшими губами. Невозможно разбить машину на мотоцикле, не покалечив при этом себя!
– Не смертельно, – успокоил ее мужчина, – только вмятина в одном месте.
– Вмятина?! – по слогам проорала его жена. – Машина новая!
– Сколько? – наконец сообразила Инна.
– Надо в сервисе уточнить, – торопливо ответил мужчина, – завтра заеду, узнаю.
– Я завтра улетаю в командировку, – пролепетала Инна, – оставлю вам визитку. Во вторник вернусь.
Мужчина поспешил кивнуть и, дождавшись, когда Инна принесет ему карточку, коротко распрощался.
– Я позвоню.
– Спасибо, – пробормотала Инна, – всего доброго.
– Это вам спасибо! – не пожалела еще одной шпильки хозяйка гигантской марионетки.
Захлопнув дверь, Инна бросилась к мобильному телефону. Ее переполнял страх пополам со злостью, но она понимала, что злиться она вправе только на саму себя. Надо больше времени уделять ребенку!
Сашка долго не брала трубку, потом раздался ее недовольный голос.
– Але.
– Ты где?!
– На улице.
– Саша, срочно приди домой, – внутри Инны все тряслось.
– Зачем? – в интонациях дочери звучала обычная наглость.
– Нужно кое-что обсудить!
– Ты скажи, блин, – тут же ощетинилась Сашка, – что надо обсудить?!
– Боже мой, – Инна все еще старалась сдержаться, – то, где ты взяла мотоцикл! Кто тебе разрешил кататься! Почему ты не сказала мне, что врезалась в машину?! Я с ума схожу! Мне надо увидеть тебя!
– Зачем меня видеть? – хмыкнула Сашка. – Я здорова, со мной все норм.
– Саша, – Инна задрожала от накатившей ярости и бессилия, – я тебя умоляю, приди!
– Не приду. Занимайся своими делами, забудь обо мне.
– Я сказала! – не выдержала Инна, заорав в трубку не своим голосом. – Быстро домой!!!
– Не ори на меня, – в голосе ребенка отчетливо послышалась ненависть, – мне и так херово.
В трубке зазвучали короткие гудки.
Не переодевшись, как была – в домашней одежде и тапочках, только накинув на плечи пальто, Инна выскочила за дверь.
Мака отключила на своем телефоне звук – Инна достала ежеминутными звонками. А вот если бы не машина, она бы так и не соизволила вспомнить о том, что у нее есть дочь! Хозяин, скорее всего, потребовал денег, вот мамаша и бесится.
Но где, спрашивается, была она в прошлый понедельник, когда Маку избили, когда она приползла домой вся в ссадинах и синяках? Вот когда ей нужна была помощь! Только Инна все время ускользала, отводила взгляд. И делала вид, что проблемы дочери ее не касаются! А ведь если б не чудо, сейчас глупая мамаша носила бы ей передачи в травматологию.
Мака всхлипнула от обиды. Все пацаны в школе жалели ее, когда узнали о том, что произошло на руинах; обещали устроить Ритке трындец – та с перепугу даже на уроки не приходила: сочинила какое-то обострение гастрита. Самая умная, блин! Фил все эти дни ползал перед Макой на брюхе, просил прощения и, как баба, лил слезы над ее синяками. Только родная мать оставалась скала скалой. Ей было похер!
Конечно, несмотря на бурное раскаяние Фила, Мака не простила ему предательства. Заложил ее ни за грош, чтобы спасти собственную шкуру. А потом испугался, увидев, что натворил, и притащил тех двух мужиков, чтобы напугать девок.
Перед глазами Маки, словно в тумане, снова возникли руины и три покачивающиеся перед ней фигуры: две большие и одна поменьше – Фила.
– Тебя проводить домой? – заботливый голос доносился сквозь помехи: звон и гул в ушах.
Мака не торопилась отвечать: ощупала одну ногу, потом другую. Встала, ухватившись за протянутую ей широкую жесткую ладонь.
– Не-а, – мотнула она головой, – сама дойду.
– Точно ничего не болит? – уточнил тот же беспокойный дядька, а Мака подумала тогда: «Вот бы мне такого папашу».
– Все норм.
– Счастье, что приятель твой вовремя подоспел!
– Угу.
Мужики попрощались и, поручив девочку заботам «спасителя», отправились восвояси. Фил стоял перед Макой, опустив в землю глаза. За каждым плечом болталось по сумке: когда только успел сгонять за ее портфелем? Дождавшись, когда дядьки скроются из виду, Мака собрала оставшиеся силы и, выплескивая собственную боль, нанесла точный и короткий удар ногой. И, не удержав равновесие, тут же упала.
Пока Фил корчился рядом с ней на земле, она лежала на поваленной сетке забора и думала о том, что больше никогда и никого не будет любить. Чувства умерли в одно мгновение, оставив после себя презрение к тупому ублюдку с красивыми глазами под черной челкой.
– Прости, – просипел предатель, – я не знал, что Ритка…
– Дебил, – оборвала она.
Надо было подняться, уйти, но у нее не осталось сил. Мака лежала и смотрела в небо, пока Фил оправдывался перед ней.
Вот уже десять дней вся школа стояла на ушах – кто-то пробрался поздним вечером в учительскую и устроил в железном ведре погребальный костер сразу шести классным журналам. В выборе было мало логики: один пятый класс, один шестой, девятый, десятый и два одиннадцатых. Директор, узнав о происхождении горстки пепла в ведре, получил сердечный удар и слег в больницу; завуч по воспитательной работе, решив не выносить сор из избы, с рвением взялась за расследование. Беседу проводила с каждым учеником – начала, конечно, с одиннадцатых классов, которые лишились журналов всего потока сразу.