– Чаю хочешь? – пискнула маленькая хозяйка, расцветая при виде своего ненаглядного, как майская роза. Куда только делись бледные губы и мертвенно-синие круги под глазами?!
– Обойдется! – Мака не дала Филу ответить и распорядилась: – Снимай ботинки, садись давай, чтобы не упасть.
Ритка засуетилась, потащила дорогого гостя в гостиную. Мака, идя следом за будущими малолетними родителями, испытывала острое желание настучать Филимонову по башке. Ладно Ритка, влюбленная дура! Но этот-то многоопытный герой-любовник должен был после своей студентки знать, как предохраняться. Он вообще о чем-нибудь думал? Или решил, что если рожать или делать аборт не ему, то и париться незачем?!
– Сели? – поинтересовалась она, как только Ритка устроилась рядом с Филом на диване, и не удержалась: – Объявляю вас мужем и женой!
Поглупевшая рядом с Филом Макаренко захихикала, счастливая, а Филимонов выкатил из орбит глаза. Непонятно, что с ними сделалось, но теперь бессмысленные зенки вызывали у Маки лишь омерзение.
– Значит, так, ребята, – она решила не толочь воду в ступе, – пару раз вы оттянулись. И залетели. Бывает! Так что, Фил, скоро станешь папашей.
– Что?! – Филимонов сбросил с себя руки-лианы Макаренко и, вскочив с дивана, рванул к двери.
Хорошо рассчитанным толчком в грудь Мака вернула его на место. Макаренко теперь сидела, сжавшись в комок, и чуть не плакал.
– Жениться вам надо, барин! – слова откуда-то вылезли сами собой.
– Разбежался!
– Как знаешь. Есть уголовная ответственность за совращение несовершеннолетних.
– Мака, ты охренела?!
– Короче, – она смотрела на Фила с презрением, – достал! Не хочешь обсуждать с невестой свадьбу, я сама твоим родокам все скажу. А Ритка заявит в милицию. Так лучше?
Он помолчал, опустив голову.
– Нет.
– Вот, – Мака удовлетворенно кивнула, – поэтому мы даем тебе шанс. А чтобы думалось лучше, пора облегчить душу и участь.
– В смысле?
– В смысле, вставай! – приказала Мака. – В школу пойдем.
Пару раз по дороге Фил пытался сбежать, но Ритка с Макой висели на нем с обеих сторон.
Дверь в кабинет Марианны Ивановны была приоткрыта. Мака толкнула ее ногой и впихнула с помощью Ритки Фила. Троица предстала перед изумленными и красными – неужели эта гарпия способна лить слезы? – глазами завуча.
– Что вам, дети? – растерянно спросила она.
Куда только подевалась недавняя суровость?! Заодно с надменным взглядом. Марианна стала немного похожа на себя прежнюю.
– Вот, – Мака крепко сжимала локоть Фила, – Стас хочет вам что-то сказать!
Филимонов блеял, путался: ничего нельзя было понять, а Мака сгорала от стыда за него. Надо быть таким трусом! Вся школа прекрасно знает, что Марианна дружит с его мамашей и постоянно трется в кухне, таская домой продукты пакетами. Никто не будет исключать Фила из школы! В худшем случае промоют мозги, и то вряд ли прилюдно.
– Стасик, – завуч наконец сообразила, о чем речь, – ты говоришь правду?
Ритка с Макой одновременно кивнули. Выдержав мучительную паузу, затряс головой и Фил.
– Ох! – Марианна Ивановна схватилась за голову. – Как же так? Что будем делать?
– Исключать из школы! – Маковецкая сверкнула глазами.
Завуч не удостоила ее ответом.
– Идите! – распорядилась она. – Педсовет школы примет решение. Справедливое.
Спустившись с крыльца, все трое разошлись в разные стороны. На душе у Маки было чернее черного: она успела узнать все о справедливости в школе – отношение к человеку зависит от того, кто его родоки. Кто он сам, не имеет никакого значения. И после этого ей придется вернуться за прежнюю парту?! Делать вид, что все норм?
Телефон в кармане пискнул два раза. Она достала его и взглянула на дисплей – пришло сообщение от мамы. Прочитав его, Мака заулыбалась. Так вот почему Марианна Ивановна была такая пришибленная – это мама уже успела промыть ей мозги. Значит, Инна на ее стороне и сумела заступиться за дочь даже перед страшной мегерой, в которую превратилась некогда добрая фея!
Приятное чувство защищенности впервые за долгое время согрело сердце ребенка.
Редакция вопреки обычному пятничному оживлению напоминала кладбище. Мрачная тишина, изредка нарушаемая шелестом бумаг, скорбные лица. Рабочий стол Брюлловой, пустой и черный, словно разрытая могила, зиял посреди заваленного верстками и журналами пространства.
Танечка сидела, забившись в угол и завесившись черными волосами. Влад отрешенно строчил статью. Суслов, даже не взглянув на возникшую в дверях Инну, вслух вычитывал верстку, монотонно бубня. В глухом пространстве его бормотание звучало зловещей молитвой.
– Доброе утро, – Инна переступила порог.
Танечка с Владом торопливо поздоровались в ответ, а Мишка даже не поднял на нее глаз.
Инна, уязвленная этим приемом, подошла к столу Суслова и встала, глядя на него в упор.
– Чего тебе? – безразлично спросил он.
– Надо поговорить.
– Занят я.
Она задохнулась от возмущения.
– Когда освободишься?
– Что? – презрительно переспросил он.
Она повторила вопрос. Мишка пожал плечами и вернулся к своему бормотанию.
Инна поплелась к рабочему столу, на котором, словно почувствовав ее приближение, зазвонил телефон.
– Зайди ко мне, – бросила в трубку Лада. И голос начальницы, судя по интонациям, не сулил никаких благ.
Инна неспешно положила сумку на стул и побрела в туалетную комнату. Грядущая истерика Лады больше ее не пугала – в конце концов, сколько их было за эти годы. Ладу не любили, это точно, но давно не воспринимали всерьез: наорется и успокоится. Гораздо хуже для Инны сейчас было новое отношение Суслова. Неужели он не понимает?! Она не меньше его переживает из-за Брюлловой, да только сделать ничего не может. Неназываемый сказал: «Чтобы я больше не видел», и даже Лада не посмела перечить.
– Ты работать собираешься? – злость в голосе главного редактора оглушила Инну, едва она приоткрыла дверь в кабинет.
– Да.
– Тогда в чем дело?!
– У Сашки неприятности.
– Твоя Сашка не ребенок, – Лада скривила губы, – сама разберется!
– Ей только…
– Неважно! – она резко оборвала. – Ты должна быть в офисе!
Инна молча кивнула. Бессмысленно доказывать свою правоту: у Лады нет детей, вся ее жизнь зациклена на смехотворной иллюзии власти, за тем редким исключением, когда на горизонте маячит очередной Дилан. Несчастная женщина.