— Сознаться в сем нелегко, — горестно говорил Мендореллен. Гарион взглянул на него. — Однако, ввиду отчаянности нашего предприятия, — продолжал рыцарь, должен открыто покаяться в великом моем пороке. Может статься, что порок сей, коий есть трусость, в час грозной опасности побудит меня к бегству, и жизни ваши окажутся в смертельной опасности.
— Ты придаешь этому слишком много значения, — сказал Бэйрек.
— О нет, милорд. Призываю вас тщательно рассмотреть мое дело и определить, достоин ли я продолжать с вами путь. — Он начал со скрежетом подниматься на ноги.
— Куда ты? — спросил Бэйрек.
— Я намереваюсь отойти в сторону, дабы вы могли спокойно обсудить это.
— Сядь, Мендореллен, — раздраженно сказал Бэйрек. — Я не скажу за твоей спиной ничего такого, чего бы не сказал в глаза.
Кобыла, лежавшая близко к огню, положив голову на колени Хеттара, снова застонала.
— Готово лекарство, Полгара? — спросил олгар встревоженно.
— Не совсем, — ответила она и повернулась к Се'Недре, которая тщательно растирала ложкой в чашке сухие листья. — Разотри их получше, милая, — велела она.
Дерник стоял рядом с кобылой, положив руки на её раздувшийся живот.
— Нам, может быть, придется разворачивать жеребенка, — сказал он серьезно. — По-моему, он пытается идти неправильно.
— Не делайте ничего, пока не испробуете это, — сказала тетя Пол, аккуратно пересыпая серый порошок из глиняного горшочка в булькающую воду. Она взяла чашечку с листьями у Се'Недры и, помешивая воду, высыпала и их.
— Думаю, милорд Бэйрек, — настаивал Мендореллен, — что ты без должного внимания отнесся к сказанному мной.
— Я все слышал. Ты сказал, что как-то раз испугался. Тут не о чем беспокоиться. С каждым это время от времени случается.
— Я не могу этого вынести. Я живу в постоянном страхе, не ведая, когда это вернется и вновь лишит меня мужества.
Дерник поднял глаза от кобылы.
— Ты боишься страха? — спросил он удивленно.
— Тебе не понять, что это такое, любезный друг, — отвечал Мендореллен.
— Живот напрягается, — сказал Дерник. — Во рту делается сухо, и кажется, что сердце кто-то сжал в кулаке.
Мендореллен моргнул.
— Это случалось со мной так часто, что я точно знаю, как это бывает.
— С тобой? Ты — один из самых смелых людей, которых мне доводилось встречать. Дерник криво усмехнулся.
— Я — простой человек, Мендореллен, — сказал он, — а простые люди живут в постоянном страхе. Разве ты этого не знаешь? Мы боимся непогоды, боимся сильных людей, боимся ночи и рыскающих во тьме чудовищ, боимся состариться и умереть. Иногда мы даже боимся жить. Простые люди боятся почти каждую минуту своей жизни.
— Как вы это выносите?
— Разве у нас есть выбор? Страх — это часть жизни, Мендореллен, и это наша единственная жизнь. Приходится привыкать. Когда он становится для тебя обычным, как старая рубаха, ты просто-напросто перестаешь его замечать. Иногда немного помогает смех.
— Смех?
— Он дает страху понять, что ты знаешь о его существовании, но не сдашься и будешь действовать наперекор ему. — Дерник посмотрел на свои руки, которыми тщательно растирал лошадиный живот. — Некоторые бранятся и бахвалятся, продолжал он. — Полагают, это дает тот же результат. Каждый находит свой способ борьбы со страхом. Я лично предпочитаю смех. По мне, это самое уместное.
Мендореллен внимательно и задумчиво слушал Дерника, старательно вникая в смысл его слов.
— Я обдумаю это, — сказал он. — Возможно, любезный друг, я обязан тебе больше чем жизнью за доброе твое наставление.
Кобыла вновь издала утробный, душераздирающий стон. Дерник встал и принялся закатывать рукава.
— Жеребенка придется повернуть, госпожа Пол, — сказал он решительно. — И немедленно, не то мы потеряем и жеребенка, и кобылу.
— Позволь мне прежде дать ей лекарство, — отвечала тетя Пол, остужая холодной водой кипящий котелок. — Подержи ей голову, — сказала она Хеттару.
Хеттар кивнул и крепко обхватил руками кобылью голову.
— Гарион, — сказала тетя Пол, ложкой вливая лекарство в лошадиный рот, почему бы вам с Се'Недрой не отойти к Силку и твоему деду?
— Приходилось ли тебе прежде поворачивать жеребенка, Дерник? — озабоченно спросил Хеттар.
— Жеребенка — нет, а вот телят приходилось частенько. Лошадь не так уж сильно отличается от коровы.
Бэйрек быстро встал. Лицо у него казалось зеленоватым.
— Я пойду с Гарионом и принцессой, — сказал он громко. — Не представляю, чтобы от меня был здесь какой-нибудь толк.
— Я пойду с тобой, — объявил Мендореллен. Его лицо тоже заметно побледнело. — Уместно будет, полагаю, освободить нашим друзьям побольше места.
Тетя Пол с легкой усмешкой взглянула на двух воителей, но не сказала ничего.
Гарион и остальные быстро отошли.
Силк и господин Волк стояли за большим каменным столом, разглядывая еще одну странную нишу в мерцающей стене.
— Никогда не видел таких плодов, — говорил маленький драсниец.
— Удивительно было бы, если бы ты видел, — отвечал Волк.
— С виду они такие свежие, будто их только что сорвали, — рука Силка как бы сама потянулась к манящему плоду.
— Я не стал бы этого делать, — предупредил Волк.
— Страшно любопытно, какие они на вкус.
— От любопытства не умирают. Иное дело эти плоды.
— Терпеть не могу, когда мое любопытство остается неудовлетворенным.
— Переживешь. — Волк повернулся к Гариону и остальным. — Как лошадь?
— Дерник говорит, что будет поворачивать жеребенка, — сказал Бэйрек. — Мы решили, что нам лучше не мешаться под ногами.
Волк кивнул.
— Силк! — одернул он резко, не поворачивая головы.
— Извиняюсь. — Силк убрал руку.