— Ну… — смущенно отвечал Гарион. — Не совсем. Вообще-то имя мое Гарион, но я думаю, что тем, другим именем я тоже буду зваться — потом, когда стану старше.
— Ал знает все, — объявил Релг. — Раз он назвал тебя Белгарион, значит, это твое настоящее имя. Я буду звать тебя Белгарион.
— Мне бы этого не хотелось.
— Мой бог упрекнул меня, — простонал Релг в порыве самообличения. — Я оказался недостоин его.
Гарион не вполне понимал. Где то в глубине души Релг, несмотря на охватившую его панику, переживал мучительную драму. Он сел спиной к огню и сгорбился в томительном отчаянии.
— Я недостоин. — Голос его срывался на рыдания. — Когда Ал говорил в тишине моего сердца, я чувствовал, что превознесен выше всех людей, но теперь я ниже грязи. — В отчаянии он заколотил себя руками по голове.
— Перестань! — резко сказал Гарион. — Ты себя изувечишь. Что такое?
— Ал сказал мне, что я должен явить алгосам дитя. Я уверился, что снискал в его очах особое расположение.
— О каком дите разговор?
— О дитяти. О новом Гориме. Так Ал ведет и защищает свой народ. Когда дело старого Горима закончено, Ал отмечает глаза младенца, который должен его сменить. Когда Ал сказал мне, что я избран явить алгосам дитя, я открыл это другим, и они стали почитать меня и просили говорить им слова Ала. Я видел вокруг себя разврат и грехи и стал обличать их, и люди меня слушали, но то были мои слова, не Ала. В гордыне моей я посмел говорить за Ала. Я закрывал глаза на свои грехи, чтобы обличать чужие. — Голос фанатика сделался хриплым. — Я — грязь, — объявил он, — и грешник. Алу следовало бы меня уничтожить.
— Это запрещено, — машинально сказал Гарион.
— У кого есть власть запрещать Алу?
— Не знаю. Знаю только, что рассоздавать запрещено даже богам. Это первое, чему мы учимся.
Релг посмотрел на него пристально, и Гарион понял, что совершил ошибку.
— Ты посвящен в тайны богов? — недоверчиво спросил фанатик.
— То, что они боги, не имеет в данном случае никакою значения, — ответил Гарион. — Правило относится ко всем.
Глаза Релга вспыхнули надеждой. Он встал на колени и ткнулся лицом в землю.
— Прости мне мои грехи, — взмолился он.
— Что?
— Я превозносился, будучи недостойным.
— Ты ошибался, и все. Просто не делай этого больше. Встань, Релг, пожалуйста.
— Я гадок и нечист.
— Ты?
— У меня были нечистые помыслы о женщинах. Гарион от смущения покраснел.
— Это с каждым из нас иногда бывает, — сказал он и нервно кашлянул.
— Мои помыслы были гнусны, — стонал несчастный Релг. — Они жгли меня.
— Я уверен, что Ал поймет. Встань, Релг, пожалуйста. Это совсем не обязательно.
— Я молился устами, когда рассудок мой и сердце были заняты другим.
— Релг…
— Я искал скрытые пещеры ради своего удовольствия, а не ради того, чтобы посвятить их Алу. Тем я осквернял данный мне богом дар.
— Пожалуйста, Релг.
Релг начал биться головой о землю.
— Однажды я нашел пещеру, сохранявшую эхо Алова голоса. Я никому про неё не сказал, но один наслаждался голосом Ала.
Гарион встревожился — сейчас Релг доведет себя до исступления.
— Покарай меня, Белгарион, — молил Релг. — Наложи на меня тяжкую кару за мои беззакония. Гарион твердо знал, что ему отвечать.
— Я не могу этого сделать, — сказал он твердо. — Я не могу ни покарать, ни простить тебя. Если ты поступал не как положено, это твое с Алом дело. Если ты считаешь, что достоин наказания, тебе придется наказывать себя самому. Я не могу и не буду.
Релг поднял от земли искаженное лицо и уставился на Гариона. Потом он вскочил и с воем умчался в темноту.
— Гарион! — В голосе тети Пол звучали знакомые нотки.
— Я ничего не сделал, — отвечал он почти машинально.
— Что ты ему сказал? — спросил Белгарат.
— Он винил себя во всех возможных грехах, — объяснил Гарион. — Он хотел, чтобы я покарал его и простил.
— И?..
— Я не могу сделать этого, дедушка.
— А в чем сложность? — Гарион уставился на него. — Все, что от тебя требовалось, это немного солгать. Неужели это так трудно?
— Солгать? В таком деле? — Гариона ужаснула сама мысль.
— Он нужен мне, Гарион, мы не сможем действовать, если он будет в постоянной истерике. Думай головой, мальчик.
— Я не могу этого сделать, дедушка, — сказал Гарион упрямо. — Для него это слишком важно. Я не могу его обмануть.
— Поискал бы ты его, отец, — сказала тетя Пол. Белгарат скривил губы.
— Мы с этим еще не покончили, мальчик. — Он погрозил пальцем. Потом, сердито бормоча про себя, отправился искать Релга.
Гарион вдруг с холодной уверенностью осознал, что дорога в Ктол Мергос будет долгой и неприятной.
Хотя в том году лето в низинах Олгарии стояло долгое, осень оказалась короткой. Снежные бури, застигавшие путников в горах над Марагором и среди алгосских вершин, означали, что зима будет ранняя и суровая. День за днем ехали они по просторным лугам к восточному обрыву, и каждая следующая ночь становилась прохладнее.
Белгарат быстро позабыл свою ярость, вызванную тем, что Гарион не справился с приступом раскаяния у Релга, но затем с неумолимой логикой взвалил на плечи юноши непомерную ношу.
— Почему-то он тебе доверяет, — сказал старик, — и я поручаю его тебе. Мне безразлично, что ты будешь делать, лишь бы он больше не раскисал.