Кровь дракона | Страница: 11

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Гильзехар, наконец, сосредоточился и вник в суть дела. Он также поддержал Гернота резко высказался:

– Кримхильда должна выйти замуж да настоящего короля, а не предводителя дикарей! Если ты отдашь её за Агинмульда, она будет несчастна до конца своих дней! Подумай о нашей матери! Что станет с ней? Она умрёт от горя!

Гунтар смутился. Но тут же взял себя в руки.

– Я разделяю твои чувтсва, Гильзехар. Однако, политика и интересы королевства должны быть выше личных привязанностей.

– Слышал бы тебя сейчас наш покойный отец… – буркнул Гернот. – Я не желаю здесь присутствовать. Вы губите мою сестру! – сказал он, резко развернулся и покинул зал. Гильзехар последовал вслед за братом.

Гунтар понял: убедить семью в его благих намерениях будет непросто.

Однако, короля поддержали Хаген, Фольгер и несколько придворных, допущенных на совет. Петроний остался в меньшинстве. Впрочем, он ожидал подобного исхода дела: Кримхильда должна стать женой Агинмульда, потому как это выгодно королевству.

* * *

Гернот и Гильзехар приказали седлать коней и отправились на прогулку по предместьям города. Юношам не хотелось попадаться на глаза Кримхильде, ибо всё равно они не смогли бы сдержаться и поведали бы сестре об уготовленной ей участи.

Гунтар отправился в покои матушки. Та же ожидала сына с нетерпением, и когда тот появился, тотчас приказала компаньонкам удалиться.

– Как прошёл совет? – с деланным спокойствием спросила королева-мать, усаживаясь на мягкую скамеечку.

Гунтар нервно прохаживался по комнате, не решаясь начать разговор. Наконец, он ответил:

– На совете обсуждался вопрос и предстоящем замужестве Кримхильды…

Утту затрясло мелкой дрожью. Превозмогая гнев и волнение, она спросила, нарочито подчёркивая свою неосведомлённость:

– И кто же избранник моей дочери? Отчего мне ничего не известно о нём?

– Король лангобардов Агинмульд…

Утта почувствовала, что глаза наполняются слезами.

– Вероятно, ты руководствовался политическим соображениями?.. – срывающимся голосом спросила она. Гунтар лишь кивнул в ответ. – Ты уже написал ответное послание лангобарду?

– Ещё нет… Вечером продиктую секретарю, посланник отбудет из Ворбетамагуса только завтра утром.

Неожиданно слёзы на глазах королевы-матери чудесным образом просохли. Красивые серые глаза (их унаследовала Кримхильда) расстроенной и разочарованной женщины приобрели оттенок иберийской стали.

– Надеюсь, у твоих гостей останутся самые лучшие впечатления о Бургундии, – жёстко произнесла она и поинтересовалась как бы невзначай:

– Когда ты намерен поговорить с Кримхильдой?

Гунтар пожал плечами.

– Я думал, что это сделаете вы, матушка… – признался он.

– Хм… Хорошо, если тебе так угодно, – Утта проявила удивительную сговорчивость. – Но думаю, что следует несколько повременить.

– Зачем? Что это даст?

– Да мало ли что может случиться… – неопределённо ответила та. – Вдруг к ней посватается сам Аэций Флавий?

Гунтар не понял издевки и попросту ответил:

– Он любовник Галлы Плацидии, матери римского императора.

– Жаль, уж его-то я была бы рада видеть в зятьях. – Продолжила Утта всё тем же едким тоном. – Кстати, лангобарды намереваются возвращаться прежней дорогой?

– Точно не знаю… А что?

– Я хотела передать с ними письмо своей двоюродной сестре в Констанцию… – совершенно невинным тоном ответила Утта.

– А Ульрике! – воскликнул Гунтар. – Ты по-прежнему ведёшь с ней переписку?!

– Да, что ещё остаётся стареющей женщине? Вышивание, прогулки по саду и переписка…

– Пиши письмо, я передам его Альбоину, посланнику лангобардов, он непременно доставит его Ульрике в обмен на тёплый приём. Так ты обещаешь поговорить с Кримхильдой?

– Непременно, но позже… – с деланным спокойствием произнесла Утта. – А теперь с твоего позволения, я хотела бы приступить к написанию письма.

Гунтар поклонился матери и покинул её покои.

* * *

В этот день Утта написала два письма для Ульрики. Одно, которое она намеревалась передать ей официально с лангобардами, содержало лишь общие слова, а другое… Содержание письма выражало отчаяние. Утта не скрывала своих чувств и вполне могла довериться Ульрике. Когда-то много лет назад юные сёстры были дружны и доверяли друг другу сокровенные тайны. Затем одна из них вышла замуж за короля Бургундии, другая – за полководца алеманов. Обе были счастливы в супружестве, виделись крайне редко, но регулярно переписывались, потому, как почта на римских дорогах была налажена отменно. Несмотря на то, что годы неумолимо шли вперёд, женщины сохранили тёплые воспоминания о прошлом и были готовы оказать друг другу помощь.

Поэтому Утта открыла душу в письме своей сестре:


«Моя любимая сестра! Ещё недавно я писала тебе, что в Ворбетамагусе всё благополучно, если не считать нападения лангобардов на приграничные территории.

Однако, Великий Логос отчего-то прогневался на меня и мою дочь Кримхильду… На днях в резиденцию прибыл посланник короля Лангобардов. Он прослышал о прелестях моей невинной дочери и возжелал её. И что самое ужасное, король, мой сын Гунтар, одобряет этот брачный союз. Союз язычника и арианки! Моя бедная девочка даже не может себе представить, какая печальная участь ей уготована – делить ложе с дикарём. На все мои увещевания и мольбы, Гунтар отвечал лишь одно: он действует во благо королевства. Да, но не своей сестры! Он решил пожертвовать ею… У тебя у самой две дочери. Слава Всевышнему, они устроены прекрасно. Старшая стала женой видного чиновника и живёт в Медиолануме, младшая замужем за племянником наместника Реции. Их вилла, что расположена в пяти лигах от Августы Винделики, выше всяческих похвал.

Теперь представь, Ульрика, что твои дочери, вместо того, чтобы наслаждаться роскошью и объятиями любимых мужей, делили бы ложе с ломбардцем и жили бы в походном шатре. Думаю, что ты никогда бы не пожелала своим девочкам такой участи. Поэтому молю тебя, помоги мне! Это письмо тебе передаст человек, которому можно доверять всецело. Надеюсь, ты помнишь его…

Твоя любящая и умеющая быть благодарной, Утта».


Утта запечатала оба письма сургучовой печатью с изображением своего рода: двух скрещенных мечей, увитых омелой, и креста между ними. Она окинула придирчивым взором свитки и взмолилась:

– О Великий Логос! Прости все мои будущие прегрешения, ибо я движима материнской любовью и хочу защитить свою дочь. – Затем она взяла, стоявший тут же на столе маленький серебряный колокольчик, и несколько раз позвонила в него.

Вошла прислужница.

– Отправляйся к Румольду, пусть зайдёт ко мне после вечерней молитвы, – распорядилась она.