Купец довольно улыбнулся: да уж, ночка выдалась бурной! После безумных любовных игр он потом спал до самого утра как убитый…
– Когда мы теперь снова увидимся? – поинтересовалась женщина. – Поверь, я начну скучать сразу же после твоего ухода…
Василий с обожанием взглянул на обольстительницу:
– Как ты отнесёшься к нашей совместной поездке во Францию или, скажем, в Италию? Куда бы тебе хотелось отправиться в первую очередь?
Матильда пожала плечиком и пригубила кофе.
– Право, не знаю… Наверное, в Германию.
– В Германию? Почему туда? – купец удивлённо вскинул брови.
– Ну, мне импонирует, что немцы аккуратны и пунктуальны во всём. И потом, во мне ведь тоже течёт кровь тевтонских рыцарей!
Купец слабо разбирался в средневековых рыцарских орденах, однако признаваться в том не собирался.
– Хорошо, душа моя, как пожелаешь. Значит, отправимся в Германию, – легко согласился он. – Вот только улажу все свои дела…
– Ты хочешь сказать, что как только продашь «Розу Версаля»? – словно бы невзначай уточнила Матильда и очаровательно улыбнулась.
– Почти… Да у меня и других неотложных дел много скопилось, – уклончиво ответил Глызин.
* * *
Василий вышел из дома и сел в экипаж.
– Трогай, голубчик! – приказал он кучеру и помахал рукой Матильде, стоявшей у окна в гостиной.
Экипаж, не спеша, тронулся. Купец смачно зевнул.
– Ох, Матильда… Ох, чаровница… – восхищённо пробормотал он и неожиданно – под размеренный скрип рессор – задремал…
Василий проспал почти час. Когда же очнулся, отчего-то не увидел перед собой привычной Преображенской заставы, после которой начиналась Стромынка. Он встрепенулся:
– Фёдор, чёрт бы тебя побрал! Куда ты меня завёз? Что это за местность?
Кучер молчал.
– Ты что, оглох? Вот как приедем, я тебя на заднем дворе собственноручно высеку! Чтоб не жрал водку по утрам!
Кучер, по-прежнему не реагируя на слова хозяина, продолжал гнать лошадей в неизвестном направлении. Тогда Василий Иванович не выдержал: отстегнул кожаный фартук, защищавший ноги от дорожной весенней грязи, и попытался привлечь внимание кучера Фёдора увесистым тумаком.
– Чаво?! А ну, сидеть смирно, барин! – рявкнул неожиданно Фёдор совершенно незнакомым голосом.
– Ты кто таков, подлец? Где Фёдор? Куда ты его подевал, я спрашиваю? А?! – взревел Василий, почуяв приближение неведомой опасности. – Ну, я тебе сейчас покажу, однако…
Купец извлёк из кармана пистолет английского производства с укороченным дулом и выстрелил разбойнику в спину. Увы, выстрела почему-то не последовало. Зато мнимый кучер, тотчас развернувшись, огрел невесть откуда взявшейся дубинкой купца по голове. Василий Иванович охнул и распластался на сидении экипажа. Пистолет, выпав из руки, соскользнул в придорожную мартовскую грязь…
* * *
Попетляв ещё какое-то время по грязным лесным дорогам, экипаж остановился, наконец, перед большим деревянным домом, похожим на постоялый двор. Для обитателей «постоялого двора» появление «кучера» и купца в бессознательном состоянии неожиданностью явно не было.
– Принимай товар, робята! – скомандовал кучер.
К экипажу подбежали двое мужиков устрашающей наружности: доведись встретить таких на лесной дороге – последние порты снимешь и отдашь добровольно.
– Ты чего с ним сделал? А? Хозяин же велел тебе доставить купца в полном здравии! Опять дубинкой баловался? – прохрипел один из разбойников.
– Не ори, Хрипатый! Купец первым драться полез, а потом ещё и пистолем размахивал… Я что, по-твоему, должон был делать? – начал возмущаться кучер.
– Ладно, заноси в дом… – приказал Хрипатый. – Авось очухается.
Разбойники подхватили бессознательного Василия Глызина и внесли в дом.
– Сади его на стул и вяжи верёвками! – скомандовал Хрипатый.
– Очухается, куды денется?! – продолжал для порядка оправдываться кучер. – У купцов башка крепкая…
– Ладно, хорош лясы точить без дела. Поди лучше воды набери да в морду плесни нашему гостю, – оборвал его Хрипатый.
Кучер заржал, точно мерин.
– Это я мигом! – оживился он.
* * *
Василий попытался открыть глаза. Голова страшно болела.
– Ох… ох… – простонал он невольно.
– А вот и наш купчина, кажись, очухался! – загоготали разбойники.
– Чаво, барин, болит головушка? – с издёвкой поинтересовался кучер.
Глызин, с трудом расцепив веки, различил перед собой расплывчатые зверские рожи трёх здоровенных мужиков.
– Где я?.. Что вам от меня надо?
– Гы, сразу видать – деловой человек, купец! – съёрничал Хрипатый. – А ты, мил человек, сам-то как думаешь?
Глызин попытался покрутить головой. Затылок пронзила страшная боль.
– Деньги в портмоне… примерно две тысячи… – выдавил он из себя.
Мужики снова заржали.
– Так это мы уже и сами знаем. Чай, грамоте обучены, считать умеем… Так что денежки твои давно уж в наших карманах…
– Больше у меня нет, – едва слышно прошептал Глызин.
– Да нам и то ведомо, – Хрипатый подошёл к пленнику почти вплотную. – Токмо газеты вот, мил человек, пишут, что есть у тебя камешек один шибко драгоценный, – многозначительно подмигнул он нечастному купцу.
– Не знаю, о чём вы говорите… Я – купец, а – не ювелир…
– Не ювелир, – послушно согласился Хрипатый. – Ювелир у нас Аксельрод. Знаешь такого?
Внутри у Василия всё оборвалось: неужели его похитили люди Аксельрода? Ювелир решил силой завладеть бриллиантом? Каков мерзавец! Но… но он же сам посоветовал поместить «Розу Версаля» в банк Петровского!
– Значит, по-хорошему, мил человек, не хочешь? Воля твоя… – с этими словами Хрипатый вцепился волосатыми клешнями в горло пленника.
Василий мысленно содрогнулся: «Вот и смерть моя пришла…»
Однако умирать он, похоже, собрался рановато: Хрипатый просто сорвал с купца шейный платок, который тот носил в соответствии с последней модой, и грубо рванул с шеи серебряный медальон.
– Хороша безделушка, дорогая на вид… Небось, жёнушка подарила? Чай, в знак вечной любви? – разбойник помахал медальоном перед носом купца.
Василий покорно кивнул. Кучер и второй разбойник снова дружно заржали.
– Смолкните, жеребцы! – по-хозяйски прикрикнул на них Хрипатый, и подельники разом стихли. – Не жалко, барин, вещички своей? – вкрадчиво поинтересовался у купца разбойник.
Василий отрицательно покачал головой и, набравшись смелости, сказал: