— Я могу провести тебя через восточную Пелосию, и дальше в Земох, друг Спархок, — сказал Кринг. — Если земохцы рассыпались по местности, мои всадники с легкостью пройдут сквозь их ряды, оставляя за собой груду тел от Палера до границы с Земохом. Только отрежем им уши. — Улыбка Кринга смахивала на волчью. Он самодовольно посмотрел вокруг, и взгляд его упал на Миртаи, скромно сидевшую позади Эланы. Его глаза расширились, и он сначала побледнел, потом покраснел и под конец с вожделением вздохнул.
— Я бы на твоем месте даже и не помышлял об этом, — предупредил его Спархок.
— О чем ты?
— Потом объясню.
— Как ни печально признавать это, — вступил в разговор Бевьер, — но план вырисовывается все лучше и лучше. Думаю, нам в самом деле будет не так уж сложно попасть в столицу Отта.
— Нам? — переспросил его Келтэн.
— Ну мы же отправимся туда все вместе? Да, Келтэн?
— Ты думаешь, из этого что-нибудь получится, матушка? — спросил Сефрению Вэнион.
— Нет, не получится, лорд Вэнион, — перебила его Элана. — Спархок не сможет отправиться в Земох и воспользоваться Беллиомом, чтобы убить Азеша, потому что у него нет второго кольца. Оно у меня, и получит он его только через мой труп.
Такого Спархок не ожидал.
— Но, моя королева… — начал он.
— Я не позволяла тебе говорить, сэр Спархок, — прикрикнула она на него. — Ты не последуешь этому дурацкому и бесполезному плану! И нечего тебе разбрасываться своей жизнью! Твоя жизнь принадлежит мне, Спархок! Мне! Ты не получишь моего позволения забрать ее!
— Как все просто, — хмыкнул Воргун, — и возвращает нас прямо на исходную позицию.
— Может и нет, — спокойно проговорил Долмант. Он встал и, обращаясь к Элане, твердо сказал. — Королева Элении, подчинишься ли ты нашей святой матери Церкви?
Элана вызывающе посмотрела на него.
— Так подчинишься?
— Я верная дочь Церкви, — угрюмо произнесла королева.
— Рад слышать это, дитя мое. По приказу Церкви ты отдашь эту безделицу в ее руки на некоторое время.
— Это нечестно, Долмант, — обвинила она.
— Ты ослушаешься приказа Церкви, Элана?
— Я… я не могу! — вскричала она.
— Тогда дай мне кольцо. — Он протянул руку.
Элана разрыдалась. Она вцепилась в руки патриарха и спрятала лицо в его сутану.
— Дай мне кольцо, Элана, — твердо повторил Долмант.
Королева взглянула на него, вытирая слезы с глаз непослушной рукой.
— Хорошо, но только при одном условии, Сарати, — проговорила она.
— Ты ставишь условия Церкви?
— Нет, Сарати. Просто заодно хочу выполнить и другую ее волю. А велит она нам соединяться браком, чтобы мы увеличивали число верующих. Я отдам вам это кольцо в тот день, когда вы обвенчаете меня с сэром Спархоком. Я слишком долго за него боролась, чтобы позволить ему теперь так просто улизнуть. Согласиться ли на это наша святая матерь?
— Мне кажется, это честное решение, — сказал Долмант, добродушно улыбаясь Спархоку, который уставился на них, торговавшихся за него, как за кусок говядины.
У Эланы была отличная память. Как ее научил Платим, она протянула вперед свою руку и проговорила:
— По рукам?
Долмант знал о многом, и об этом обычае тоже.
— По рукам! — сказал он, и они оба звонко хлопнули друг друга по ладоням, решив этим судьбу Спархока.
В комнате было прохладно. С заходом солнца жара пустыни исчезала без следа, а утром всегда было сухо и холодно. Спархок стоял у окна и смотрел, как бархат ночи стекает с небес, и тени на улицах заползают снова в свои углы и дверные проемы, чтобы их место заняла бледная серость, которая казалась не столько светом, сколько отсутствием тьмы.
Потом первая из них появилась из затененной аллеи с глиняным сосудом, покачивающимся у нее на плече. Она была с головой завернута в черное, и черная же ткань закрывала нижнюю половину ее лица. Она двигалась так грациозно в бледном утреннем свете, что у Спархока зашлось сердце. Вскоре появились и остальные. Одна за другой они выплывали из дверей и переулков, чтобы присоединиться к молчаливой процессии; каждая несла глиняный сосуд на плече и каждая следовала древнему ритуалу, что с молоком матери впитался в их кровь. Как бы ни начинали свой день мужчины, женщины неминуемо начинали его со своего пути к колодцу.
Лильяс шевельнулась.
— Махкра, — произнесла она сонным голосом, — возвращайся назад в постель.
Вдали был слышен звон колоколов, долетавший до него даже через бесконечное мычание полудиких коров, что в испуге топтали землю там, где он оказался. Религия этого королевства не поощряла колокольного звона, и Спархок знал, что звук доносится до него оттуда, где собрались приверженцы его веры. Эфес его меча был липким от крови, оружие казалось непомерно тяжелым. Он хотел освободиться от этого веса, и так легко было дать мечу выскользнуть из его пальцев и валяться потерянным в пахнущей навозом темноте. Но только смерть смогла бы заставить истинного рыцаря расстаться со своим мечом, и Спархок мрачно сжимал эфес в кулаке и нетвердой походкой шел на звон. Он замерз, и кровь, текшая из его ран, казалась ему очень теплой, даже согревающей. И таким долгим был его путь через эту холодную ночь…
— Спархок, — неожиданно раздался голос оруженосца рыцаря, трясшего его за плечо. — Спархок, проснись. У тебя опять кошмар.
Спархок открыл глаза. Он был весь в поту.
— Все тот же? — спросил Кьюрик.
Спархок кивнул.
— Может быть, это прекратится, когда ты наконец убьешь Мартэла.
Спархок сел в кровати.
— Я думал, — ухмыльнулся Кьюрик, — тебе снится кое-что другое. В конце сего дня ты венчаешься со своей суженой, а женихам всегда снятся перед этим кошмары. Это такая старая традиция.
— Тебе тоже не спалось перед тем, как ты женился на Эсладе?