Самое и веселое, и пикантное – эти неотесанные дикари пользовались большим успехом у титулованных придворных шлюх, утонченных и жеманных, поскольку недостаток изысканности – восполняли неутомимостью. Сварог лишь похохатывал в кулак, читая иные донесения дворцовых шпиков. Придворные щеголи, пораженные в самое сердце, отчаянно ревновали, злились и пытались хоть как-то компенсировать свои афронты анекдотами о степных дикарях – но рассказывали эти анекдоты, лишь убедившись, что означенных дикарей нет поблизости. А о попытках вызвать на дуэль или хоть как-то выразить неудовольствие публично и речи не шло – с тех пор, как один из ратагайцев по приказу Сварога при большом стечении публики показал, что способна сотворить степная плеть в опытной руке с манекеном в полном доспехе…
Посреди приемной маялся плюгавый человечек средних лет, в мундире Министерства двора с убогими знаками отличия канцеляриста, с объемистым мешком в руках. Табунщики таращились на него со столь кровожадной надеждой, словно ожидали, что король все же прикажет прирезать эту чернильную душу у него на глазах. Для исконного степняка чиновник находился примерно на той же социальной ступенечке, что для горожанина – уличная шлюха или золотарь.
– Проверили укладку, г’дарь, – сказал старший. – Одне гумаги.
– Все в порядке, – сказал Сварог. – Пропустить.
И, не теряя времени, буквально затолкал канцеляриста в кабинет. Спросил нетерпеливо:
– Ну, что принесли?
– Очень много, ваше величество…
– Вываливайте прямо на пол, – сказал Сварог. – Вон на тот, у окна.
Он подошел вплотную к золоченой столешнице, подхватил стопу бумаг, чтобы не свалилась на пол. Наскоро пробежал взглядом несколько документов, писанных давным-давно выцветшими от времени чернилами. С довольной улыбкой сказал:
– Ну что же… поздравляю вас, любезный, с канцелярии советником. И это не предел, если разыскания ваши в этом направлении принесут что-то новое, пойдете выше…
Чиновничек взирал на него стеклянными от преданности глазами – счастливец, пятнадцать лет проскрипевший в нынешнем чине и вдруг прыгнувший сразу через две ступеньки на третью, выражаясь военными аналогиями – из сержантов в лейтенанты. Собственно говоря, на его месте мог бы оказаться кто угодно, любой другой – но именно он подвернулся под руку и полностью оправдал ожидания Сварога, дав нужные консультации и разыскав необходимые бумаги…
Новоиспеченный канцелярии советник еще покидал кабинет спиной вперед, кланяясь через шаг и бормоча заверения в вечной и неколебимой верности – а Сварог уже, забыв о нем, уселся за стол напротив окна. Придвинул к себе принесенные бумаги – и несколько книг, лежавших на столе с утра.
Оказалось, что такой вот пропитавшийся чернилами и сургучом канцелярский гриб иногда способен принести пользы больше, чем знатоки старинных рукописей или опытнейшие шпики. Потому что во всякой профессии существовали свои тонкости – и Сварог узнал от только что повышенного в чине массу интересного.
Ему самому и в голову не пришло бы искать в этом направлении. А меж тем…
С тех пор, как существуют бумага и чернила, архивы и делопроизводство, бюрократическая машина работает неостановимо и усердно, по своим собственным законам. Как выяснилось, даже секретнейшие миссии, вроде поездки Асверуса в провинцию Накеплон, обрастают массой не особенно и секретных бумаг, оседающих опять-таки не в личных королевских хранилищах, а в архивах самых безобидных и незначительных ведомств…
Асверуса в его поездке сопровождали две дюжины гвардейцев – следовательно, все они были внесены в приказ об откомандировании, каковой преспокойно пылился более ста лет в архиве Квартирмейстерского департамента штаба Гвардии. Каждому из гвардейцев следовали прогонные деньги, кормовые, фуражные – о чем опять-таки остались бумаги в соответствующем департаменте Казначейства. Кроме гвардейцев, с графом отправилось еще и три десятка мастеровых Золотой, Серебряной и Железной гильдий – а это опять-таки оставило уйму бумаг как в гильдейских архивах, так и в полицейских: всем требовались по всей форме выписанные подорожные, а также прогонные-кормовые-сверхурочные. Вьючных лошадей предоставило Конюшенное ведомство – снова стопа бумаг, осевших в архивах означенного ведомства. Три инженера из Сословия Циркуля – снова обширная деловая переписка, бумаги о выдаче денег. То же самое и касаемо взятого в поездку медика. Наконец, повозки и снаряжение – еще одна охапка бумаг в архивах Департамента карет и повозок…
Одним словом, многочисленные следы были разбросаны по доброй дюжине самых прозаических архивов – как и донесения губернаторов, наместников и бургомистров о том, что они встретили графа Асверуса, как надлежит встречать обладателя подобной королевской бумаги, выполнив все распоряжения, и проводили с почетом…
Сварог постепенно пришел к выводу, что у изощренной бюрократии есть свои светлые стороны, как только что выяснилось. Не попадись ему этот труженик чернильницы с его обстоятельными лекциями – так и топтался бы на месте…
Итак, сказал он себе, начнем с самого начала. Сто двадцать пять лет назад Латерана еще принадлежала Ронеро, именно здесь, а не в Равене, была столица, и в этом самом дворце энергичной рукой правила молодая королева Дайни Барг…
Он достал из-под груды бумаг овальный портрет на фарфоре размером с ладонь, мастерски выполненный кем-то из знаменитых художников той эпохи, всмотрелся.
На него задумчиво и лукаво смотрела синеглазая красавица с бесценным ожерельем на шее – Сварог видел это ожерелье в сокровищнице Конгера и узнал сразу. Золотистые локоны падают на обнаженные плечи, в волосах алеют розы, на первый взгляд – беззаботная светская красотка, озабоченная лишь флиртом и балами, но, присмотревшись, начинаешь узнавать в ней характер дерзкий, независимый и чертовски волевой. Нечто вроде Мары, право же, есть что-то общее, хотя они вообще с разных планет…
Итак, правила тогда в Латеране Дайни Барг…
Справедливости ради следует упомянуть, что она была не вдовствующей или незамужней. Собственно говоря, Баргом был как раз ее супруг, законный наследник трона, а сама Дайни – гланской принцессой, просватанной за Горомарте и вышедшей за него замуж по всем правилам.
Тонкость в том, что означенный Горомарте на роль правящего монарха не годился по причине полного отсутствия хоть малейшего интереса к государственным делам, равно как и способностей к таковым. Молодой король знал одну, но пламенную страсть – охоту во всех ее разновидностях: загонную, облавную, псовую и соколиную, на хищного зверя и копытную дичь, на уток и медведей, на горных гланских ящеров и даже сильванских мамонтов. И ничего более для него на свете не существовало: живопись и скульптуру он коллекционировал только в том случае, если она имела отношение к предмету страсти пылкой, баллады и стихи читал тоже соответствующие, а если и случалось ему разделить походную постель с придворной красоткой, то, как легко догадаться, исключительно из числа сопутствовавших королевской охоте амазонок.