— Ну да… Лежат в кладовке, в ящике с инструментами.
— Кладовка тоже заперта?
— Нет. Обычно ее не запирают… Она в коридоре, возле кухни.
Кладовка, ну конечно же! Кладовка, которую я уже окрестила подсобкой. Предпоследний приют алкашей-экстремалов Доржо и Дугаржапа, братская могила простыней, химикатов и прочей хозяйственной мелочи.
Чиж, на пару с неугомонным увеличительным стеклом от объектива, исследовали поверхность замка и дверной косяк.
— Никаких следов взлома. Дверь открывали ключом. Мы попытались сжать кольцо, чтобы и самим убедиться в этом, но снова были остановлены: густыми зарослями флоксов и пронзительным визгом Чижа.
— Я же сказал — ничего не топтать! Не вздумать прыгать на клумбе!.. — Он плотно прикрыл злосчастную дверь — от греха подальше.
— Никто не позволит вам прыгать на клумбе. — Бас у Ботболта был внушительный, ничего не скажешь.
— Вот именно! — Чиж даже обрадовался такой поддержке. — Не прыгать по клумбе и не приближаться!
— А почему это вы тут раскомандовались? — выразила запоздалое удивление Tea. — Вы кто такой, чтобы всем заправлять?
— Тем более что здесь есть люди, имеющие непосредственное отношение к правоохранительным органам! — Софья явно намекала на себя. — И не один год в них работающие, заметьте! Тоже мне, Нат Пинкертон!..
— А вы не догадываетесь почему? — Интересно, когда они успели так спеться, Дарья и Чиж: поют в унисон, ни единой фальшивой ноты!
— Почему же, деточка? — спросила Минна, по-прежнему терзая фикус.
— Потому что наш оператор был единственным, кто не выходил в оранжерею. Он снимал на камеру и все время находился в столовой. Он ни разу ее не покинул, разве нет?
— А вы откуда знаете?! Вы так и шмыгали туда-сюда, якобы покурить!
От такой несправедливости Дашка вспыхнула.
— Что значит “якобы покурить”? Я, к вашему сведению, курю с пятнадцати лет! Пачка в день и ни единой сигаретой меньше! Вот она, — Дарья кивком указала на меня, — знает. Правда, Алиса?
Мне оставалось только констатировать этот прискорбный факт, подтвержденный смятым “Капитаном Блэком”, который Дашка вывалила из кармана.
— Видите! — Она демонстративно потрясла опустевшей пачкой перед писательницами. — Последняя осталась! A “Captain Black” — это вам не дамские штучки типа сигарет с ментолом! Серьезная вещь! Его пока выкуришь — умаешься! Ни на что времени не останется!
"На подготовку убийства — во всяком случае”, — мысленно добавила я, а Дашка совершенно машинально пристроила в уголке рта кремовый сигаретный леденец. А Ботболт с Райнером-Вернером — также машинально — щелкнули зажигалками. Несколько секунд Дарья обдумывала, до кого бы снизойти, и решила остановиться на Ботболте. Райнер-Вернер пролетел мимо Дашки на бреющем, несмотря на умоляющий подбородок и исполненные скорби глаза. А все я со своими ариозо о пасторальной близости с немчурой!..
Райнер-Вернер посмотрел на меня с неприкрытой ненавистью. Я же ответила ему ничем не замутненным взглядом. Немец откровенно сох по Дашке, и меня вдруг страшно задело это обстоятельство. Ничего, ровным счетом ничего я не могла противопоставить ей, преуспевающей журналистке с преуспевающей грудью, преуспевающей задницей и преуспевающим множественным оргазмом (другого оргазма у нее и быть не могло, байки про множественный оргазм я слышала еще в универе: под водочку, болгарские перцы и нечленораздельные вопли попугая Кеши).
И все же у меня было перед ней одно неоспоримое преимущество: я не курила.
От курева меня отучил Бывший, страдавший аллергией на табачный дым.
И впервые за полгода я вспомнила о нем с благодарностью: дай тебе бог здоровья, паренек; тебе и твоей бизнес-мымре, а также вашим детям, если они вдруг появятся — по недоразумению или по недосмотру геронтологического центра!..
Я не курила и потому не выходила в оранжерею. Я не курила и почти все время держала на руках малышку Ксоло — и потому не выходила в оранжерею. Я оставалась в зале до самого Аглаиного конца, я не имела никакого отношения ни к двери за пальмами, ни к бутылке за дверью! Не то что все остальные, для которых лозунг “Курение опасно для вашего здоровья” становится на сегодняшний момент самым актуальным.
Но это, похоже, никого не волновало. Подчиняясь инстинкту стадности, все вытащили собственные сигареты, сунули их в зубы и сосредоточенно задымили.
Райнер-Вернер — подванивающие портянками болгарские “Родопи” (господи ты боже мой, где он только раздобыл этого игуанодона табачной промышленности? И как это вообще может сочетаться с высоким званием гражданина Германии?) Tea — кокетливый “Вог”.
Софья — не менее кокетливый “Данхилл”.
И только Минна, в полном соответствии с фамилией Майерлинг, ограничилась трубкой. Самой настоящей трубкой с непомерно длинным чубуком.
Минна с поразительной для ее толстых пальцев ловкостью набила трубку табаком и глубоко затянулась. Да-а.. “Вог” с “Данхиллом” сразу же померкли и плавно перешли в разряд козьих ножек. Ничего не скажешь, толстуха Минна переиграла товарок по всем статьям!
— У какого Чингачгука вы вырвали изо рта эту трубку мира, дорогая Минна? — прошипела Софья, глядя на толстуху остекленевшими глазами.
— Почему же вырвала? — Минна выпустила струю ароматного дыма прямо в лицо Софье. — Хотя вы правы… Это действительно трубка мира — калюмет. Вещь почти антикварная, конец девятнадцатого века. Мне подарили ее друзья из Орегона. Стопроцентные североамериканские индейцы.
— Ваше счастье, что они не умеют читать по-русски! Иначе бы они не дарили вам трубку мира, а оставили бы себе на память ваш содранный скальп.
— Оставьте ее, дорогая Софья, — теперь к СС присоединилась и Tea. — Разве вы не видите, что она просто пытается оригинальничать?
— Что же ей еще остается? — Софья с остервенением затушила недокуренную сигарету. — Что же ей еще остается, как не оригинальничать? Иначе о нашей дорогой Минне все забудут. Ни одной статьи, ни одной рецензии за последние полгода! Тут не то что трубку закуришь, тут иголки начнешь загонять себе под ногти!..
— Да-да, что-то припоминаю. — Tea ехидно улыбнулась. — Вот уже полгода пресса молчит о госпоже Майерлинг. Что бы это значило?
— Только то, что пресса пребывает в немом восторге. От меня и моих книг, — огрызнулась Минна. И быстро сменила тему:
— И почему мы уперлись в эту дверь, черт возьми?! Какой-то маленькой паршивке пришло в голову, что оранжерея связана с отравлением, а мы эту галиматью поддержали! Попались на крючок! Стыдно, дорогие дамы! В конце концов, мы имеем определенный вес в обществе, нельзя же позволять так собой манипулировать…