– Ох, не думала я, старая карга, что после колонии попаду во дворец! – усмехнулась Княгиня. – Большое тебе, Настюха, спасибо. А то ведь мои родственнички комнату-то мою в коммуналке между собой уж поделили. Я ж в тюрягу садилась еще при Горбаче, а вышла – никакого Советского, блин, Союза и в помине нет. Все так переменилось. И кому я в свои пятьдесят четыре нужна? У меня образование поварское, но разве кто возьмет в ресторан или хотя бы столовую? С моим-то послужным списком... Я даже думала, не убить ли мне кого, чтобы лет на пятнадцать посадили, я б тогда в тюрьме концы и отдала. Там, по крайней мере, на всем готовом живешь, забот не знаешь. А рукавицы строчить – привычное дело.
– Мне, кстати, требуется... гм... личная секретарша... – сказала Настя. – Поэтому, Елена Павловна, предлагаю вам должность. Оплата – по вашему усмотрению. Скажем, тысяча в неделю.
– О, целая тысяча рублей! – протянула Княжна с уважением, но Настя поправила:
– Долларов! А жить вы будете здесь, в особняке. Ну, что скажете?
Глаза Княгини внезапно покраснели, и она, отвернувшись, пробормотала:
– Черт, не думала я, что мне когда-нибудь повезет. Значит, не совсем я пропащая. Кто ж от такого царского предложения откажется, Настюха? Только ты, того, перестань меня по имени-отчеству звать. И еще. Боюсь, не справлюсь я. Пишу с ошибками, а что такое компьютер, понятия не имею.
– Это дело наживное, – улыбнулась Настя. – Мне нужна такая, как вы, Елена Павловна... Такая, как ты, Лена! Нет – такая, как ты, Княгиня! Слушай внимательно: в скором времени я уезжаю за границу. Надолго. И ты поедешь со мной!
* * *
Решение Анастасия приняла уже давно. Ее ребенок, вернее, их с Игорем ребенок, должен появиться на свет подальше от Питера. Она поступит так, как ей было приказано, – отправится за рубеж. Нельзя же допустить, чтобы Остоженский и его люди причинили вред малышу.
Настя поведала обо всем Княгине. Елена Павловна, внимательно выслушав, вынесла вердикт:
– Иногда гораздо умнее сделать ноги, чем сражаться до последнего. Остоженский теперь стал единовластным хозяином не только в Москве, но и в Питере. Да и шорох в провинции наводит – будь здоров. У него важные друзья на всех хлебных местах сидят, они его и прикрывают. Да Глеб Романыч любит хвастаться тем, что он – генерал-лейтенант ФСБ в отставке, а сейчас, сама знаешь, такие люди в почете.
Настя выбрала Лазурное побережье – там, на мысе Антиб, у Игоря имелась вилла. Женщина знала, что ее отъезд похож на бегство, на признание поражения, на то, будто она склонила голову перед Остоженским. Но ведь в первую очередь будущая мать обязана думать о своем малыше!
Дядя Глеб, прознавший о том, что Анастасия уезжает из России, позвонил ей накануне отъезда.
– Настюша, я рад, что ты образумилась, – сказал он со смешком. – Наверное, сказывается положительное действие женских гормонов! Ты ведь, я слышал, станешь матерью...
И откуда он только узнал! У Остоженского везде свои информаторы.
– Ребенок Игоря Леонидовича Басалыго, полагаю? – продолжил дядя Глеб. – Знаешь, раньше, в древние времена, во время военных действий уничтожали не только мужчин, но и детей, и беременных женщин, чтобы из малышей не выросли враги и не пожелали отомстить за убитых отцов. – Остоженский сделал многозначительную паузу, а затем бодро добавил: – Но мы ведь не в Средневековье живем! Однако учти, Настюша... Сиди за границей, трать миллионы, которые оставил тебе покойный муж, расти ребеночка, а в Россию лучше и не наведывайся. У тебя все равно здесь никого нет. Муж и падчерица умерли, отец с матерью тоже в сырой земле. Надеюсь, ты меня поняла? Потому что дважды повторять не буду!
Угроза была неприкрытой, и Настя вздохнула с облегчением только тогда, когда самолет приземлился в Ницце. Ее сопровождала Княгиня – выбить шенгенскую визу для бывшей зэчки было весьма сложно, но деньги открывали любые двери, даже французского посольства в Москве и министерства внутренних дел в Париже.
На Лазурном Берегу Настя и Игорь были всего несколько раз, да и то прилетали из России на пару дней. Вилла нравилась Анастасии – стены из белого известняка, стилизованная под старинный маяк башня, большой сад и примыкающий к нему виноградник, уходивший террасами вниз, к Средиземному морю.
В Ницце Настю настиг... пакет от Игоря. Оказывается, Басалыго оставил у нотариуса послание для жены, которое она должна получить спустя три месяца после его смерти. В пакете находилась видеокассета, и Настя все никак не могла просмотреть ее, потому что, едва завидев живого Игоря и заслышав его голос, останавливала пленку, начинала плакать.
* * *
Ей потребовался без малого месяц, чтобы собраться с силами и посмотреть запись. К тому времени она уже знала, что у них с Игорем будет мальчик. Настя находилась на попечении маститого французского гинеколога, специалиста с мировым реноме, который заверил ее, что беременность протекает нормально и причин для беспокойства нет.
Запись длилась восемь минут и тридцать четыре секунды. И в течение этих коротких восьми минут и тридцати четырех секунд Насте казалось, что Игорь жив. Он был с ней, она слышала его голос, видела его лицо... И только когда по экрану побежали черно-белые полосы, женщина поняла: ее ощущения – всего лишь иллюзия.
К кассете прилагалось письмо, в котором содержался список тайных счетов, распоряжаться которыми могли два человека – сам Игорь и его жена, Анастасия Басалыго. Счета были открыты в швейцарских, монегасских, люксембургских банках, а также в нескольких кредитно-финансовых заведениях, расположенных на Каймановых островах и на Багамах.
Финансовыми вопросами Настя никогда особенно не интересовалась, просто знала, что Игорь богат. И даже после того, как Остоженский забрал акции и заводы, денег осталось весьма много. Но суммы, которые находились на тайных счетах, поразили воображение Насти. Она боялась говорить о неожиданной новости с кем-то, но наконец показала бумаги Княгине.
Та хмыкнула, изучила документы и заявила:
– Басалыго, вижу, был парнем с головой на плечах. И в отличие от многих думал о семье. Ты, мать, мультимиллионерша! С такими деньжищами весь мир принадлежит тебе!
– Весь, кроме России, – вздохнула Настя. Потому что на родине ее ждал Остоженский. Человек, который отнял у нее всех, кого она любила, и пообещал забрать даже не родившегося еще сына.
– Забудь о дяде Глебе! – воскликнула Елена Павловна. – Старый хрыч когда-нибудь скапутится, и поделом ему будет. Зато ты можешь позволить себе любое безумство. У тебя такое количество бабок, что ты можешь все это хреновое побережье стодолларовыми купюрами замостить. Так о чем тебе еще заботиться, Настюха? Живи в свое удовольствие и не ведай печали!
Настя понимала, что Княгиня права, но по ночам к ней приходили кошмары – скрюченное тельце Машеньки на железной кровати... бледный Игорь в гробу с бумажным венчиком на лбу... мама, лежащая перед подъездом... могила отца...