– Я все подпишу, все подпишу!
– Лидия Ивановна, зачем же так волноваться, – поправив галстук, произнес молодой человек. – Я вас прекрасно слышу. Рад, что вы одумались.
Мамыкина подписала протокол, даже не вчитываясь в него.
Удовлетворенно вздохнув, следователь сказал:
– Несмотря на то что вы долго отрицали свою очевидную вину, суд, конечно же, примет во внимание вашу помощь следствию, так что можете рассчитывать на снисхождение.
– Мне разрешат увидеть дочку? – взмолилась Лидия.
Следователь отрицательно покачал головой:
– В этом нет необходимости. У девочки все хорошо. Она живет в здоровом коллективе. Вы ей не нужны.
День спустя состоялась очная ставка с мужем. Лидия не могла поверить, что трясущийся, небритый седой старик с висящими, как плети, вдоль тела руками и потухшим взглядом живого мертвеца – это Семен. Он переспрашивал каждую фразу, словно плохо слышал. Потом Лидия узнала, что ему повредили барабанную перепонку. Он не смотрел на жену, опустив взгляд в пол.
– Это все она, она, – бормотал Семен. – Она меня толкнула на предательство, я верен товарищу Сталину, он это знает!
Он скороговоркой произнес выученные заранее фразы о том, на какие разведки они работали, какой урон нанесли Советской Родине, сколько за это получали.
Суд прошел в быстром темпе. Их, а также группу сослуживцев Семена обвинили в шпионаже, вредительстве и других страшных преступлениях. Зрители в зале не раз разражались яростными аплодисментами в ответ на слова прокурора о бесчеловечности и полной аморальности подсудимых.
Выступила и соседка Ниночка, с которой все и началось. Она поведала суду о том, что обвиняемая укрывала у себя детей врагов народа. Прокурор с апломбом заявил, что на самом деле это вовсе не свидетельствует о милосердии, хотя бы и извращенном, со стороны Мамыкиной.
– Она вовлекла ребенка в свои грязные преступления, она намеревалась передавать через него секретные сведения врагам нашей страны! За это каждый из шайки должен понести самое суровое наказание!
Снова горячие аплодисменты, переходящие в овацию. Лидия взглянула в зал. Искаженные злобой лица, разинутые рты, безумные глаза. Стая гиен, которой она отдана на растерзание. Она поняла, что совершила большую глупость, подписав признание. Но могла ли она поступить иначе? Вряд ли. Она оказалась в западне, выхода из которой не было.
Суд, состоявший из трех человек, удалился для вынесения приговора. Вернулись они подозрительно быстро, один из заседателей вытирал платком сальный рот, другой шутливо переговаривался с судьей. Они обедали, поняла Лидия. Все давно решено! Они и не думали над приговором, им это не нужно. Суд только утверждает составленный заранее сценарий.
Так и произошло.
– Подсудимый Мамыкин Семен Кузьмич приговаривается к двадцати пяти годам заключения по статьям…
Лидия получила пятнадцать лет. Зрители устроили овацию справедливому приговору.
Сразу из здания суда машина забрала ее в другую тюрьму. Лидия прошла все ужасы ада. Заключенных отправляли в далекий лагерь на Колыме. Перевозили в вагонах, где нельзя было присесть – так много людей набивали вовнутрь. Лидии вдруг безумно захотелось жить. Она не имела права сдаваться. Она помнила, как заплакал Семен, когда услышал страшный приговор. Двадцать пять лет – это означало смерть. Ее пятнадцать – тоже. Лидия слышала рассказы о том, как люди всего за несколько месяцев на лесоповале превращаются в ходячие скелеты.
Жизнь в лагере была ужасной, но и к этому, оказывается, можно приспособиться. Лидия не падала духом, стараясь подбодрить женщин, которые поставили крест на собственной судьбе.
Лидия стремилась во что бы то ни стало выжить. Она знала, что можно доносить начальству, это давало возможность лишней пайки и льготных условий труда. Мамыкина не могла представить, что пойдет на это. И все же она пошла, потому что страстно хотела снова увидеть дочку.
Работа была адской – в теплое время года. Зимой она превращалась в намеренное убийство. Лидия обморозила руки, перчатки, которые им выдавали, были никудышные. Она поняла, что долго не выдержит, вскоре ее тело бросят в яму, выдолбленную в вечной мерзлоте.
– Молодец, Мамыкина, – сказал заместитель начальника лагеря. – Ты умная баба. Тебе срок еще мотать и мотать. Поставим тебя в столовую. Но смотри, я должен знать, кто и о чем сказал. Будешь лично мне докладывать.
Лидия уже не считала это предательством. Некоторые из заключенных отличались непоколебимой враждебностью, открыто издевались над начальством, поносили товарища Сталина. Мамыкина тщательно сохраняла в памяти каждое слово. Она только хотела выжить.
Буйные антисоветчицы исчезали в карцере, откуда могли не вернуться вовсе. Карцер представлял собой крошечный бетонный бокс, где температура поднималась чуть выше той, что была на улице. Заключенным в каменный мешок выдавали минимум еды, часто отбирали верхнюю одежду. Лидия понимала, что многие из тех, кто отправился в карцер по ее доносам, умерли. Она не считала себя виновной и старалась об этом вообще не думать.
Ее много раз били, в лагере не утаишь, что являешься стукачом. Но власть всегда вовремя вмешивалась, спасая ее от неминуемой гибели. Некоторые заключенные, наоборот, заискивали перед ней, добиваясь ее дружбы и благосклонности. Лидию определили на хлебонарезку, это давало ей огромное преимущество. Вместо того чтобы в тридцатиградусный мороз ворочать вековые сосны, она работала в тепле, могла всегда рассчитывать на лишнюю порцию хлеба.
Постепенно Мамыкина смирилась с такой участью, даже ощущение омерзения, которое поначалу она испытывала к самой себе, улетучилось. Осталось одно безразличие.
Избавление пришло неожиданно. По лагерю поползли странные слухи. Лидия слышала, как, опасливо озираясь по сторонам, женщины сообщают друг другу невероятную новость: Сталин умер. Это было так нереально и так неожиданно, что многие не могли поверить. Лидия перестала «стучать». Она понимала, что грядут значительные перемены.
Однажды заключенных собрали перед начальством. Возглавлявший лагерь подполковник, лысый и одутловатый, выглядел растерянным. Несмотря на то что март подходил к концу, стоял трескучий мороз.
– Пятого числа, – рыдающим голосом, заикаясь, произнес начальник лагеря, – наша страна, советский народ и все прогрессивное человечество понесли непоправимую утрату. В Москве скончался гений всех времен и народов Иосиф Виссарионович…
Фраза потонула во всеобщем гуле. Женщины, открыто улыбаясь, переглядывались. Раздались хохот и восторженные крики:
– Сдох! Давно пора. Вот черти-то в аду сковородку разогреют!
Начальник побоялся вмешиваться. Огромная черная масса заключенных теперь представляла огромную силу. Они сплотились и были готовы оказать отпор. Настал их час.
Однако до того момента, пока Лидию освободили, прошел еще целый год. Начальник лагеря полетел вслед за Берией. Никто не мог поверить, что всесильный человек в пенсне расстрелян. Он, как и миллионы осужденных, оказался врагом народа. Новое начальство, боясь массовых волнений, ослабило режим. Работу на лесоповале отменили.