— Разве ты можешь позволить себе сделать это, дорогой?
— Я не могу позволить себе не сделать этого. Я буду мстить за этого ребенка. Ищейке, Азешу, или всей преисподней.
— Тобой овладел гнев, Спархок.
— Да, не спорю, да! — Спархок выхватил из ножен меч и принялся бить по бревенчатой стене, выхватывая из нее толстенные щепки. Это было, конечно, глупо, но зато ему немного полегчало.
Остальные молча въехали в деревню и приблизились к могиле, вырытой Келтэном в земле голыми руками. Сефрения вышла из дома, неся на руках то, что когда-то было маленьким человеческим существом. Флют поднесла небольшой кусок полотна и они вдвоем завернули мертвое дитя и погрузили его в могилу.
— Бевьер, ты не мог бы… — сказала Сефрения. — Это все-таки эленийское дитя, а ты человек самый благочестивый среди этих рыцарей.
— Я не могу, я не достоин, — не скрывая слез ответил Бевьер.
— А кто достоин, дорогой? Не пошлешь же ты теперь этого несчастного ребенка во мрак смерти одного, без молитвы.
Бевьер посмотрел на нее и упал на колени возле могилы и начал истово читать отходную молитву эленийской Церкви.
Флют подошла к коленопреклоненному арсианцу и нежно провела пальцами по густым, иссиня-черным волосам молодого Сириника. Спархок вдруг почувствовал, что эта странная маленькая девочка гораздо старше, чем кто-либо из них может себе представить. А Флют поднесла к губам свирель и заиграла древний гимн. Мелодия по сути своей была эленийской, но к ней примешивались особые минорные стирикские нотки. Когда молитва была окончена они взобрались на лошадей и тронулись в путь. Оставшуюся часть дня все ехали молча. На ночлег остановились у того самого горного озера, где они встретились с менестрелем. Того уже не было.
— Этого я и боялся, — нервно сказал Спархок. — Не стоило надеяться, что он все еще будет здесь.
— Может быть мы нагоним его? — предположил Келтэн. — Лошадь у него была не ахти, да он ее к тому же почти загнал.
— Может и нагоним, — заметил на это Тиниэн. — Ну а что мы будем с ним делать, когда поймаем? Вы же не собираетесь убить его?
— Только в крайнем случае, — ответил Келтэн. — Теперь-то Сефрения наверно сможет вылечить его.
— Я благодарна тебе за такую уверенность в моих силах, Келтэн, но сейчас она, боюсь, неуместна, — отозвалась Сефрения.
— А это одержание у него когда-нибудь пройдет само? — спросил Бевьер.
— Со временем он станет не таким ревностным защитником Белины, но до конца уже никогда не сможет от этого освободиться. Хотя, возможно, это заставит его с удесятеренным пылом сочинять новые песни, важно то, что с этим он будет становиться все менее и менее заразным. Если в течение следующей недели он не встретит большого количества людей, то для графа он уже не будет представлять большой опасности, так же как и слуги.
— Хоть немного утешает, — сказал Сириник, слегка нахмурясь. — Поскольку я и так уже был заражен, зачем это создание приходило тогда ко мне ночью? Разве это не пустая трата времени? — Бевьера видимо сильно потрясли похороны несчастной жертвы Азешева демона.
— Она пыталась укрепить свои позиции, Бевьер, — ответила Сефрения. — Ты призывал к освобождению ее, но не заходил так далеко, чтоб нападать на своих друзей. А ей нужна была уверенность, что ты готов пойти ради ее освобождения на все.
Ночью, когда все уже собирались уснуть, Спархока посетила мысль, и он подошел к Сефрении, задумчиво сидящей у огня с чашкой чая в руках.
— Сефрения, — сказал он, — как ты думаешь, что замышляет Азеш? Почему он вдруг неожиданно сошел со своего пути, и начал портить эленийцев? Он ведь никогда этого не делал раньше.
— Помнишь ли ты, что сказал тебе призрак короля Алдреаса? Что пришло время Беллиому вновь появиться на свет.
— Да.
— Азеш тоже об этом знает. И им все больше овладевает отчаяние. Я полагаю, что он понял, что его послушные земохи уже мало на что годятся. Они слепо следуют его приказам, но не отличаются особым умом. Они копают это поле битвы уже несколько веков, и еще несколько будут продолжать перекапывать ту же самую землю. Мы узнали о местонахождении Беллиома за последние несколько недель больше, чем они за пятьсот лет.
— Нам повезло.
— Дело не только в везении, Спархок. Я иногда поддразниваю тебя насчет эленийской логики, но именно она помогла нам. Земох не умеет мыслить так. В этом слабость Азеша. Земох не думает, потому что ему не нужно этого делать — Азеш думает за него. Вот почему Темный бог так нуждается в эленийцах, которые стали бы служить ему. Азешу не нужно их поклонение, ему нужны их умы. Если земохи собирают предания по всем западным королевствам, так же как и мы это делали. Я думаю, он надеется, что кто-нибудь из них наткнется-таки на нужный рассказ, и тогда кто-нибудь уже из обращенных эленийцев сможет понять и увязать воедино значение этого рассказа.
— Это долгий путь.
— У Азеша есть время, он не стеснен в этом как мы.
Позднее, когда все уснули, Спархок остался стоять на страже, в стороне от костра, поглядывая на прозрачные воды озера, сверкающие в лунном свете. Из унылых лесов как и прежде доносился вой волков, но теперь этот звук не казался столь зловещим. Призрачный дух, витавший в этой чащобе теперь навсегда мертв, и носительница его заперта в башне, и волки теперь только звери, а не служители потустороннего зла. Хотя Ищейка, конечно, совсем другое дело. Спархок дал сам себе клятву, что при следующей встрече это отвратительное создание попробует Алдреасова копья.
— Эй, Спархок, ты где? — это был Телэн. Мальчик стоял рядом с костром, вглядываясь в темноту и тихо звал его.
— Здесь.
Телэн, ступая как можно осторожнее, чтобы не наделать лишнего шума, направился к нему.
— Что случилось? — спросил Спархок.
— Я не мог уснуть, вот и подумал — может ты не будешь возражать против моей компании?
— Конечно, нет, Телэн, мне и самому одиноко так стоять на страже.
— Слава Богу, что мы наконец-то уехали из этого замка, — сказал Телэн, — ни разу в жизни мне не было так страшно.
— Да и мне было не по себе, — согласился Спархок.
— Знаешь, Спархок, там, в замке, было так много всяких дорогих безделушек, но я даже и не подумал стянуть что-нибудь. Как-то странно, правда?
— Может быть ты взрослеешь?