Босой скривил губы.
— Это же ты придумал. Ты и рекомендателей нашел, и авторитетных воров вызвал. Только ни один ко мне не заглянул, уважения не выказал. Так что я тут в стороне.
— Сегодня в стороне, а завтра в бороне! — резко бросил Каскет. — Что община перетирает насчет коронации?
— Да ничего хорошего, — проворчал Босой. — «Апельсин» он и есть «апельсин»… А гонору на себя нагнал, как будто все ему теперь по штуке баксов должны!
— Кто так говорит? Гуссейн?
— Почему только Гуссейн? Все говорят! И я скажу! Хоть бы рожу не раздувал, мудила, сидел бы тихо до сходки… Так нет! К нему Итальянец приходил, надо груз один принять в порту. Так он такую цену загнул, что нах послать и то не так обидно!.. Мне, говорит, бабло нужно отбивать!.. Как будто Итальянец должен из своего кармана оплачивать его корону из апельсиновой кожуры!
— Так и говорит?! — ужаснулся Каскет. Это было против всех правил. Заплатившие за коронацию обычно держали язык за зубами.
— Ну! — Босой вздохнул, пожевал губами. — Он совсем краев не видит. И не понимает ничего! В «Трех сестрах» стрельбу устроил, кричал, что он король Тиходонска!
Каскет скривился. Он слышал эту историю. Весь город говорит.
— Не знаю, что сделает, когда ты ему корону наденешь… Может, сразу же тебя и грохнет! — продолжил Босой и для пущей убедительности потряс в воздухе своим посохом, чем-то напоминая сейчас древнего библейского старца.
Каскет смотрел исподлобья и молчал.
— Пацаны говорят, чтобы я на сходке за него мазу не тянул. Наоборот — все предъявы собрал и кинул ему в морду! — Босой пристукнул тростью о пол.
Но Каскет сурово покачал головой.
— Нельзя допустить, чтобы сейчас в городе возникал кипеж, — сказал он, помолчав. — Здесь авторитетные люди, которых я пригласил, за которых я отвечаю. И ты, кстати, перед «законниками» в ответе! А что же это получается: мы всех собрали, кандидата подобрали, сходку подготовили — и вдруг все это накрылось медным тазом? Я не хочу так позориться и на всю жизнь становиться посмешищем! И ты не хочешь!
— А кто меня спрашивает? — Босой только развел руками. И, помолчав, деликатно поинтересовался: — Так что делать-то будем?
— Если я с ним ошибся, то я ошибку и исправлю, — глянул Каскет прямым, пронизывающим взглядом. — Но потом. А пока надо все провести как положено. Завтра позовем его в «Адмиральский причал» да перетрем втроем эту тему. Чтоб он понял, как себя надо вести. Да и научи его, как на сходке держаться, да что говорить…
— Слава богу, вспомнил, кто в городе Смотрящий! — усмехнулся Босой и, опираясь на трость, тяжело поднялся.
— Сегодня в баню с москвичами поедешь? — спросил Каскет, озабоченно глядя на часы.
— Да нет. Другим разом…
Каскет проводил старика в приемную, Боцман с Додиком бережно подхватили его под локти. Каскет невольно обратил внимание на сына покойного Валета: высокий накачанный парень с красивым, жестким лицом, движениями похожий на тигра или леопарда.
«Надо его к себе приблизить, — подумал он. — Похоже, пацан волевой, сильный, такой всегда пригодится…»
— Ну, давай, до завтра!
— Давай. Только Гарику ума вставить — это тебе не штепсель в розетку воткнуть! — многозначительно произнес Босой. — Как бы он не накосячил чего…
При упоминании Гарика лицо Боцмана дрогнуло. Он глянул на босса, будто хотел о чем-то спросить… Но не спросил. Судя по всему, разговорчивостью он не отличался. Еще один плюс…
* * *
«Адмиральский причал» — переоборудованный под ресторан теплоход прогулочного класса, был пришвартован к набережной в районе Богатяновки года три назад. Здесь, в основном, подавали не очень сложные рыбные блюда: уху, жаренного по-казачьи леща или сазана, тушеного сома… Кормили вкусно, по донскому обычаю сытно и не очень дорого. Хотя очередь сюда почему-то не стояла. Может, потому, что в городе много кафе и ресторанов, может, оттого, что ехать на набережную за ухой не очень и с руки, а может, по каким-то другим причинам. Но речпортовские эту точку любили, да и другие группировки не гнушались сюда заглядывать. Не исключено, кстати, что наличие столь специфической публики и отпугивало остальных посетителей.
Яркое неоновое название на капитанской рубке заметно издалека, от яхтклуба. Слово «причалъ» написано с «ять» — намек на приверженность к традиционной кухне и императорский уровень обслуживания. Наполовину это соответствует действительности. С берега на палубу ведут подсвеченные лиловыми огнями мостки с перилами — очень прочные и удобные, чтобы подвыпившие клиенты не сверзились в воду. И хотя ни одного адмирала здесь замечено не было, зато местные криминальные генералы собирались довольно часто. Сегодня был как раз такой день.
В шесть часов вечера, точно в назначенный срок, Босой ступил на эти мостки, стуча тяжелой тростью. Левой рукой он опирался на локоть высоченного Боцмана, которому пришлось присогнуться, чтобы старику было удобнее. Додик, как всегда, шел сзади и ждал момента, когда можно будет забиться в привычный салон своего «мерина». Наблюдавшие за этой процессией с палубы Дубровский и Водолаз — охранники Гарика Речпортовского, прибывшего чуть раньше, — находили ее весьма комичной.
— Взял бы его на руки, мудака старого, удобней бы было! — вполголоса прокомментировал Дубровский, элегантным движением мизинца стряхивая пепел сигареты в реку.
— Или на закорки посадил! — добавил свою долю юмора Водолаз.
Они стояли, опершись локтями в бортик палубы, — два здоровых мордатых парня. Еще осенью они были никем — рядовыми «быками». Оба совершили головокружительную карьеру, за какие-то несколько месяцев прыгнув в круг особо приближенных к речпортовскому королю людей, почти небожителей. И они были готовы за него перегрызть горло любому.
Представив себе Смотрящего, сидящего на хребте Боцмана, хлопцы не удержались от смеха. Это был здоровый жизнерадостный регот, признак душевного здоровья.
— Не! Лучше бы Боцман на четыре кости встал! — продолжал дописывать картину Дубровский. — И возил его на себе, как на лошадке!
Боцман не мог слышать их базар, хотя и догадывался, что смеются над ним. Он бросил в сторону весельчаков косой взгляд, но этим и ограничился. Хотя по законам зоны следовало подойти к ним поближе и отучить от дурной привычки скалиться в сторону правильного пацана. Просто сейчас ему было не до этого.
Трость застучала по доскам палубы, Додик выскочил из-за спины босса и, отрабатывая свою долю участия, подхватил его под другую руку. Они молча прошествовали мимо ухмыляющихся охранников, провели шефа в пустой обеденный зал и усадили за стол напротив Гарика, который с аппетитом ел нежные котлеты из судака и, судя по цвету лица, уже успел выпить. Дубровский зашел следом, демонстрируя, что контролирует ситуацию.
— Ворам привет, бродягам — здрасьте! — осклабился Гарик, поднимая руку и щелкая пальцами. — Эй, халдей, налей уважаемому человеку!