Дверь подъезда грохнула, с крыльца сошли Галя и Сеня. Я бросилась к ним.
– Пожалуйста, помогите!
– Денег нет, – пробасила Галина, – с утра голодные, желудок слипся, ноги отморозили.
– Скоро лето, – удивилась я, – минусовой температуры давно нет. И мне не нужны деньги. Давайте вместе отодвинем эту бандуру, а то я уехать не могу.
Сеня подошел к сооружению, легко приподнял его и отошел в сторону.
– Машину имеешь… – прогудела Галина. – Эхма, а мы даже чаю не попили!
Было не очень понятно, как моя еле живая от дряхлости таратайка связана с не выпитым парочкой чаем, но я почему-то смутилась и принялась оправдываться:
– Машина досталась мне не новая, она дешевая, страшненькая.
– Ну так тебе за нее замуж не выходить, – вздохнула Галя. – Зато в тепле катаешься, сама себе хозяйка, мы же пехом чешем. А ноги-то болят, гудят, отваливаются, в животе пусто, в голове туман… Нам бы кипяточку глотнуть, даже сахарку не надо, но в Москве цены кусачие, за стакан воды тыщи ломят. Пойдем, Сеня, ляжем на лавочке, авось не сгонят.
– Петяша заболеет! – пропищал сынок.
– Ох, и правда простудится, и каюк ему, – плаксиво запричитала Галя. – А его похоронить где? Но мы понимаем, бедным всегда плохо, надо нести свой крест, не жалуясь. Затяни, Сеня, поясок потуже, и голод утихнет. Вы куда едете?
– Домой, – пробормотала я. И, продолжая испытывать неловкость, добавила: – Квартира у меня крохотная, однушка.
– Зато своя, – затянула Галя, – все не на улице под небом спишь. Тепло, не дует… Небось кровать есть?
– Раскладной диван, – уточнила я.
– Диван… – мечтательно повторила Галина. – Слышь, сына, у нее есть софа!
– Здорово, – ответил Сеня. – С подушками?
Я кивнула.
– И ковер на полу лежит, – с восторгом пропела старушка. – Бывают же на свете богатые, счастливые люди.
– Я живу на небольшую зарплату, – пояснила я, – со счастьем у меня порядок, а вот богатства нет. Имейся у меня накопления, не пошла бы работать помощницей к Вадиму и Нине.
– Это с какой стороны посмотреть, – возразила Галина. – Если сравнивать тебя с президентом, то у тебя пустые карманы, а ежели с нами, так… ну… Как его, Сеня?
– Синдбад-мореход, – выпалил он.
– Нет, – скривилась матушка, – другой мужик.
– Старик Хоттабыч? – предположил Семен.
– Память подводит, – пригорюнилась Галина, – от голода и холода ее отшибло. У тебя в доме подъезд есть?
– Конечно, – удивилась я нелепости вопроса.
– Отвези нас туда, – взмолилась она. И зашмыгала носом: – Пересидим ночку на подоконнике в тепле. В Москве народ стал недоверчивым, двери на замки запирает, не попасть в уютное место. Тебя сам Господь нам на радость послал. Помоги, Христа ради, не оставь в беде! Сумка тяжелая, да еще эта бандура.
– Во! – потряс ящиком Сеня. – Нелегкая штука!
– Наш подъезд не запирается, туда может войти любой, – пояснила я. – А зачем вам ящик?
– Работа, – загадочно ответил Семен, – бизнес.
Галина молитвенно сложила вместе крохотные ладошки и всхлипнула.
– Дашенька! Может, кто когда и твоей мамочке поможет!
– Никогда не видела своих родителей, – сказала я, – воспитывалась в детдоме.
Старушка потупила взгляд.
– Вот Нинке с Надькой повезло, им я досталась. Помогала, одевала, кормила, поила, а теперь на улице дрожу.
Я помимо воли предложила:
– Садитесь в машину.
Всю дорогу до дома Галя безостановочно нахваливала мою доброту, красоту и замечательный характер. Оставив парочку в подъезде, я зашла в квартиру, сунула усталые ноги в уютные тапочки, прошла на кухню, полюбовалась на недорогой, но милый абажур, нависающий над столом, покрытым бело-красной скатертью, потом открыла холодильник, посмотрела на коробочку плавленого сыра, початую пачку масла, бутылку кефира и кастрюлю с овсянкой. Захлопнула дверцу и вышла на площадку к лифту.
Галя и Сеня не остались на первом этаже – поднялись туда, где живу я, и сейчас, словно попугайчики-неразлучники, сидели, прижавшись друг к другу, на подоконнике.
– Поужинала и хочешь мусор вынести? – грустно спросила старушка. – Приятных тебе снов. Спасибо, что нас на улице в холод и стужу не оставила, впустила в подъезд. Добрая у тебя, Дашенька, душа!
Я тяжело вздохнула.
– Идите в квартиру, как-нибудь устроимся.
Утром меня разбудило тихое прикосновение. Я открыла глаза и чуть не заорала от неожиданности – на моей груди сидела белая лягушка. Ее выпученные глаза смотрели на меня с явным интересом.
– Ты как сюда попала? – пробормотала я и тут же поняла, что произошло.
Желая спрятать от Вадима глупую квакушку, я бросила на нее свою сумку в форме мешка: она не застегивается, горловина стягивается при помощи шнура. Очевидно, он развязался, и лягушка залезла внутрь. А потом я сама принесла ее домой. И что теперь с ней делать?
Я взяла абсолютно не испугавшуюся лягушечку в руки, пошла на кухню, переступила порог – и на сей раз не смогла удержаться от вопля:
– Мама!
Если вы полагаете, что я забыла про парочку, ночующую в квартире, и решила, будто ко мне влезли воры, то ошибаетесь. Память у меня пока не отшибло. Сеня, лежавший на полу, зашевелился, сел и, не открывая глаз, спросил:
– Горим?
Галя, свернувшаяся клубочком на маленьком диванчике, пробасила:
– Кого бьют?
– Ой! – еле удерживая дрожь, взвизгнула я, указывая пальцем на ярко-зеленое лохматое существо, сидящее на обеденном столе.
Странному созданию явно не понравилась моя реакция – оно сгорбилось и как-то осуждающе наклонило голову. Я увидела, что на морде не пойми кого очки в ярко-красной оправе, и совсем лишилась дара речи.
– Петяши испугалась? – засмеялась Галина.
– Он кто? – с ужасом прошептала я.
– Петяша, – прозвучало в ответ.
– В смысле породы, – уточнила я.
– Марсианский предсказатель, – объявил Сеня, вставая с пола. – Зеленый собак. Прилетел на астероиде из другой галактики.
– Нам бы чайку, – вкрадчиво попросила Галя, – кипяточку без сахара.
Я подошла к столу, разглядела «пришельца» и поняла, что передо мной моська неизвестного происхождения, скорей всего плод мимолетной страсти болонки и терьера. Шавку покрасили, наверное, зеленкой, а очки – это просто аккуратно нарисованные круги вокруг глаз. Я протянула руку и потрогала «оправу». На пальцах остался след. Похоже, тут не обошлось без губной помады.