— Привет, Джереми! Это я, Джи-Джи. Думаю, вы меня не ждали.
— Как вы с ней похожи. На самом деле похожи.
Он был весь в белом — белый кожаный ремешок для часов, белые кожаные туфли.
— Господи, Джереми! — нахмурился Алекс, который расхаживал взад и вперед по комнате, недовольно оглядывая стены, потолок, высокую деревянную спинку кровати. — Включи хотя бы кондиционер и закрой чертову дверь.
— И лишить себя удовольствия подставить лицо легкому ветерку? Алекс, как ты меня нашел?
— Если я очень захочу, то могу найти любого, — мрачно бросил Алекс. — Ты помнишь весь тот бред, что нес по телефону? Тогда я позвонил Джи-Джи, а тот сказал, что код города пятьсот четыре. Как я смотрю, Джи-Джи ты тем не менее рискнул сообщить номер телефона, а вот своему старому другу — нет.
— Алекс, я не хотел, чтобы ты приезжал, а номер телефона дал ему на случай, если позвонит Белинда. Вот и все. Джи-Джи, а Белинда, случайно, не звонила?
— Когда мы прилетели, я сказал тем таксистам, что мне нужен самый старый из них, тот, кто водит такси уже пару десятков лет, и они наконец привели нужного человека, похоже, креола — седовласого, с карамельной кожей. Тогда я спросил его: «Помнишь Синтию Уокер, писательницу — автора „Багрового Марди-Гра“? У нее еще был дом на Сент-Чарльз-авеню, с облезшей краской и вечно закрытыми ставнями, хотя сейчас дом может выглядеть и по-другому». — «Довезу прямо туда в лучшем виде! Все как было, так и осталось». Словом, просто, как дважды два.
— Вы бы видели его в действии, — заметил Джи-Джи. — Вокруг нас собралась целая толпа.
— Джереми, это ненормально, — сказал Алекс. — Даже хуже того, что случилось после смерти Фэй.
— Нет, Алекс. Может, только на первый взгляд. И вообще, я сам с собой договорился, так что все под контролем. Я просто отдыхаю. Берегу силы для финального рывка.
Алекс достал сигарету, Джи-Джи дал ему прикурить, сверкнув золотой зажигалкой.
— Спасибо, сынок.
— Не за что, Алекс.
Я хотел было взять стакан, но не смог дотянуться.
Алекс уставился на меня как на человека с повязкой на глазах, словно мне было невдомек, с каким брезгливым видом он смотрит на мою одежду, на стакан с виски, на неприбранную постель. Пятна от дождя на его фетровой шляпе и кашемировом шарфе уже высохли, остались только две темные полосы на лацканах его плаща от «Берберри».
— А где наша милая дама? Мэм, не могли бы вы принести этому джентльмену чего-нибудь перекусить?
— Черт подери, Алекс! Только после субботы. План есть план.
— Конечно могу. А вы уверены, что сможете заставить его поесть, мистер Клементайн? У меня почему-то не получается.
— Если понадобится, я покормлю его с ложечки. Да, мэм, и кофе, пожалуйста. Полный кофейник.
Я снова потянулся за стаканом. Джи-Джи услужливо наполнил его.
— Благодарю.
— Не вздумай ему это давать, сынок! — одернул его Алекс. — Джереми, здесь все как двадцать пять лет назад. А на комоде — открытое письмо, датированное тысяча девятьсот шестьдесят первым годом. И «Нью-Йорк таймс» за тот же год на прикроватном столике.
— Алекс, ты поднимаешь много шума из ничего. Ты видел картины? Ну, что скажешь?
— Они прекрасны! — подал голос Джи-Джи. — Мне понравились все до одной.
— Алекс, а ты что думаешь? Почему ты молчишь?
— А что сказал тебе Райнголд? Что ты попадешь в тюрьму, если выставишь их? Или он просто хочет заработать на тебе денег?
— Вы ведь не собираетесь это сделать? — спросил Джи-Джи.
— Джереми, можешь прямо сейчас пойти и сделать себе харакири. Что за человек твой Райнголд? Возьми трубку и отыграй все назад!
— Джи-Джи, значит, она вам не звонила? Иначе вы сообщили бы мне прямо с порога.
— О да, Джереми. Я обязательно так и сделал бы. Но она в порядке. Она всегда звонит, когда ей плохо. И у телефона всегда кто-то есть.
— Кстати, о телефонах! — не выдержал Алекс. — Ты в курсе, что два дня назад позвонил Блэру Саквеллу в два ночи и выложил ему все как на духу?
— Если она появится, то в моем заведении она не останется одна, — сообщил Джи-Джи. — Ее будут ждать.
— Отнюдь не все, Алекс, — обратился я к своему другу. — Я только сказал, кто она и кто я, что она в бегах и что я ее обидел. Мне нет нужды выкладывать всю историю. Мне нет нужды утомлять кого-то разговорами. Алекс, но тайное всегда становится явным. Черт побери, Алекс, она существует, и у нее есть имя, и у нее есть прошлое, и эти картины написаны с нее, и я люблю ее.
— Да, — выдохнул Джи-Джи.
— Именно поэтому я и позвонил Сьюзен Джеремайя в Париж, а еще сделал звонок Олли Буну. Я позвонил даме, написавшей биографию Бонни. Я позвонил своим бывшим женам. А когда Бонни перестала подходить к телефону, я позвонил Марти из «Юнайтед театрикалз». Я позвонил своему издателю, своему постоянному агенту и своему агенту в Голливуде и рассказал обо всем, что происходит. Я позвонил своему знакомому скульптору Энди Блатки и своей соседке Шайле. И наконец позвонил всем друзьям-писателям, в том числе и работающим в газетах.
Я должен был излить душу, закончить последнюю работу, сделать подписи к картинам. Скоро меня здесь уже не будет.
— Уокер, позвонить Блэру Саквеллу — все равно что позвонить в «Си-би-эс ньюс», — сказал Алекс. — И что ты имел в виду, говоря о друзьях-писателях, работающих в газетах? В каких именно? Ты уверен, что способен сделать так, чтобы события не вышли из-под контроля?
— Да, насчет Блэра все так, — покачал головой Джи-Джи. — И он в бешенстве.
— Почему бы тебе, как Бонни, просто не взять пистолет, твою мать?! — заорал на меня Алекс.
— Вы бы только слышали высказывания Блэра в адрес Марти! — с отвращением, точно ребенок, впервые попробовавший морковь, произнес Джи-Джи. — Он называет его мерзкой статистической величиной, безобразной реальностью и ужасным фактом.
— Клементайн, повторяю еще раз для непонятливых. Я твердо намерен найти ее и ни перед чем не остановлюсь. Я верну ее, и мы будем вместе. Вот так-то. Если, конечно, она не натворила без меня глупостей.
— Блэр вбил себе в голову, что должен обязательно ее найти, — сообщил Джи-Джи. — У него совершенно безумная идея, что она должна рекламировать «Миднайт минк». Он заплатит ей сто кусков.
— Что, черт возьми, тебе сказал Морески? — поинтересовался Алекс. Он всем своим телом навис надо мной, волосы, закудрявившиеся от влажного воздуха, выбились из-под полей шляпы, глаза воинственно горели в полумраке. — А твои знакомые газетчики — настоящие друзья?
— Блэр еще никому и никогда не платил денег, — сказал Джи-Джи. — Он просто дарил норковое манто.
— И мне не важно, что сказал Марти. Я всего-навсего предупредил его как джентльмен джентльмена. Ситуация может выйти из-под контроля, — заявил я.