— Тогда я обращусь в полицию, — наконец едва слышно произнесла она. — И я покажу им фото, на которых вы сняты вместе в постели, — снимки, которые я обнаружила в вашем доме.
Художник и натурщица. Снимки, сделанные в автоматическом режиме.
— Которые вы обнаружили в моем доме?!
Бонни, которая так и сидела с опущенной головой, неожиданно подняла на меня глаза. И этот ее робкий взгляд взбесил меня не меньше, чем ее тихий голос.
— Вы что, заставили кого-то вломиться в мой дом?!
Казалось, прежде чем ответить, она судорожно сглотнула и набрала в грудь побольше воздуха.
— Мистер Уокер, взяли только негативы. Если уж быть точным, тридцать три негатива. Картины с ее изображением не тронули. С чего вдруг вы так взбеленились?! Ведь у вас в доме живет моя дочурка. Я отдам вам три негатива прямо сейчас. А следующую порцию — когда ей исполнится восемнадцать. Что, насколько мне известно, произойдет через год и несколько месяцев. Извините, не успела сосчитать с карандашом в руках. Но думаю, вам лучше знать. Если она останется с вами до достижения ею девятнадцати лет, я отдам вам следующую пачку. Если же вы сумеете удержать ее до тех пор, пока ей не исполнится двадцать один год, я верну вам все. Естественно, вы не сможете выставлять написанные с нее картины. В противном случае это может плохо для вас кончиться.
— А если я пошлю вас к черту, мисс Бланшар?
— Вы не сделаете этого, мистер Уокер. Только не сейчас, когда снимки у меня в руках. — Бонни чуть приподняла тяжелые веки. — И еще кое-какая информация о вас, которую мне удалось собрать.
— Я не верю, что негативы у вас. Если бы кто-нибудь забрался в мой дом, я непременно почувствовал бы. Вы мне лжете.
Бонни не стала мне сразу отвечать. Она сидела пугающе неподвижно, словно механическая кукла, у которой неожиданно кончился завод, или компьютер, обрабатывающий вопрос.
Затем она медленно поднялась с дивана и подошла к креслу, на которое бросила сумку. Она открыла сумку, и я увидел верхнюю часть конверта из толстой бумаги. Я даже успел заметить, что надпись в правом верхнем углу сделана не чьим-то, а моим собственным почерком. Бонни вытащила из конверта полоску негативов.
— Три негатива, мистер Уокер, — сказала она, вложив негативы мне в руку. — И между прочим, мне хорошо известна тематика ваших картин. Я прекрасно представляю, что может обнаружить полиция, когда придет за моей дочерью. И я, кстати, прекрасно представляю, как раздует эту историю пресса. Но если мы сумеем заключить с вами небольшое соглашение, ни одна живая душа не узнает.
Я поднес полоску негативов к лампе. Да, то были самые компрометирующие из них. Что есть, то есть. Я обнимаю Белинду. Мы с Белиндой в постели. Я лежу на Белинде.
Какой-то совершенно чужой человек вломился в мой дом, чтобы взять негативы, чужой человек взломал двери в мастерскую и фотолабораторию, чужой человек рылся в моих вещах. Но когда все это случилось? Какова точная дата вторжения? И как долго мы с Белиндой продолжали жить, ошибочно считая, что нам ничего не угрожает, в то время как тот, чужой, следил за нами и выжидал момент, когда он сможет пробраться внутрь?
Я положил негативы во внутренний карман пиджака, а затем снова опустился на стул. Все мои действия сопровождались суетливыми движениями, характерными для человека на грани нервного срыва.
Я пытался вспомнить все, что говорил мне Дэн. Ладно, допустим, они ничего не скрыли от Бонни, но для чего-то ведь им все же понадобилось прикрытие!
Бонни вернулась на диван, и я вздохнул с облегчением, когда она отошла подальше. Мне не хотелось, чтобы она дотрагивалась до меня. Мне было крайне неприятно, что наши руки соприкоснулись в момент передачи негативов.
— Мистер Уокер, я могу платить определенную сумму, чтобы покрыть ваши расходы на мою дочь…
— Я не нуждаюсь в деньгах. Раз уж вы следили за мной, то могли бы и выяснить, что я вполне обеспеченный человек.
— Да, знаю. И все же мне хотелось бы дать вам деньги, поскольку это мой ребенок и он не должен ни в чем нуждаться.
— И каковы же нижние временные границы вашего шантажа, нашей маленькой торговой сделки?
— Это не шантаж, — нахмурилась Бонни. Образовавшиеся при этом морщинки каким-то чудом сразу исчезли, и лицо ее снова стало гладким и безжизненным, как и ее голос. — И я вам уже говорила: оптимальный вариант — до достижения ею двадцати одного года. Но совершенно обязательно — до ее восемнадцатилетия. Пока ей не исполнится восемнадцать, по закону она еще ребенок. Что бы там она себе ни думала, она не может жить самостоятельно…
Тут она остановилась. Похоже, опять кончился внутренний завод. И все же что-то изменилось. Казалось, она вот-вот заплачет. Я видел, как рыдала Белинда, как ее лицо, точно по волшебству, сразу становилось помятым. Но с Бонни ничего подобного не произошло. Лицо ее оставалось абсолютно неподвижным, а вот глаза слегка затуманились. Она смотрела на меня, но, могу поклясться, не видела меня. А выступившие на глазах слезы катились по щекам так медленно, что напоминали пленку. Казалось, ее внутренний свет потух.
— Вы вполне разумный человек, — медленно произнесла она. — Вы богатый, вы психически устойчивый, вы хороший. Вы не способны причинить ей зло. Вы приглядите за ней. И естественно, себе вы тоже не желаете зла.
— Три месяца, мисс Бланшар. Вот и весь срок нашего знакомства. Как только ей надоест, она встанет и уйдет.
— Она никогда этого не сделает. Уж не знаю, что она вам там наговорила, но я могу поспорить на все свои деньги, все, до последнего цента, что, пока она вас не встретила, жизнь ее была настоящим адом. Она никогда не вернется к прежнему. Она наконец получила то, о чем всегда мечтала. Так же, как и вы.
— И теперь вы можете преспокойно возвращаться в Лос-Анджелес в приятной уверенности, что у вас все тип-топ. Так ведь?
За стеклами очков снова заблестела тонкая пленочка слез, а лицо ее стало еще более усталым. Рот ее был слегка приоткрыт. Она глядела куда-то мимо меня, будто напрочь забыла о моем присутствии. Она сидела, уставившись в стерильную пустоту комнаты, словно меня там и не было вовсе.
— Но что произошло? Почему она убежала? И черт возьми, что заставляет вас вести себя подобным образом: вручать ее судьбу в руки человека, которого вы совершенно не знаете?
Но ответа я не услышал. Она как сидела, так и осталась сидеть.
— Мисс Бланшар, — продолжил я. — С первой же минуты, как я увидел вашу дочь, я не перестаю задавать себе первые два вопроса. Они стали для меня как наваждение. Прошлой ночью я у нее за спиной порылся в ее личных вещах. И нашел фильмы, где она снялась вместе с вами. А сегодня утром я прочел вашу биографию в одном из дешевых изданий. Я знаю о вашем замужестве, о стрельбе, о съемках в сериале…
— И конечно, кое-что знаете от своего адвоката, мистера Дэна Франклина, — перебила она меня и продолжила безжизненным голосом: — Не забудьте о своем адвокате, который ездит по Лос-Анджелесу и задает вопросы…