Люби меня, мой милый, просто так.
Не говори, сколь сладостна улыбка,
И нежен тон речей, и явна красота…
Вот годы пролетят, и я уже не та —
Всему на свете суждено меняться.
Поймешь ты скоро бренность бытия,
Исчезнет все, но лишь одно нетленно —
Любовь, что пронесем через года.
Так будем рядом, вместе — навсегда!
Опустив бумагу, Джейн обернулась и с нежностью посмотрела на Анаис и лорда Реберна, рука которого трогательно, словно защищая, обвивала плечи невесты.
— В этом и есть назначение истинной любви. Взаимных чувств, способных пройти через горе и радость, через красоту и увядание. Такова любовь, не имеющая начала и конца, любовь, которую мы все имеем счастье наблюдать сегодня. За лорда и леди Реберн. Пусть они будут вместе — отныне и навеки!
— Верно! Верно! — оживились многочисленные гости, звеня бокалами. — Отныне и навеки!
Анаис поднялась со стула, заключив Джейн в объятия, и та крепко прижала невесту к своей груди.
— Спасибо, моя дорогая Джейн, — всхлипывая, прошептала Анаис. — Я буду помнить эти слова всю свою жизнь!
Кивнув, Джейн еще крепче обняла подругу, мельком заметив, как Реберн благодарно пожал руку Уоллингфорда. К ее изумлению, граф обнял друга и наклонился к нему, чтобы сказать что–то на ухо. Ах, как же она хотела знать, что Мэтью пожелал Реберну!
— Довольно, довольно, — нетерпеливо прервал выражения теплых чувств лорд Уэзерби, отец Реберна. — Еда начинает остывать.
Счастливая пара и свидетели послушно уселись на свои места. Джейн взяла салфетку и положила ее на колени, тщательно стараясь избегать прикосновений к Уоллингфорду, внушительная фигура которого занимала почти все место между их стульями. Глубоко вздохнув, Джейн потянулась за бокалом — и замерла на месте, едва не выронив из руки хрустальный кубок, когда ее взгляд встретился с парой ядовито–зеленых глаз. О, эти неприятные, подлые зеленые глаза! До боли знакомые, навечно запавшие в память зеленые глаза! Не в силах унять трепет во всем теле, Джейн отвела глаза от насмешливого взгляда лорда Терстона.
— Разрешите мне, — мягко предложил Уоллингфорд. Взяв у Джейн бокал с шампанским, граф поставил его на белую льняную скатерть. — Вы продрогли? — спросил он, заметив, как дрожит соседка по столу. — Если вам будет угодно, я попрошу одного из лакеев закрыть окно.
Посмотрев на Уоллингфорда, Джейн увидела, как его пристальный взгляд скользит между нею и лордом Терстоном, который продолжал бессовестно таращиться на свою бывшую жертву.
— Нет, благодарю вас, — тихо пробормотала Джейн, встревоженная непосредственной близостью Терстона и непривычным беспокойством, прозвучавшим в голосе Уоллингфорда.
Мэтью промолчал в ответ, продолжая внимательно изучать Терстона и свою соседку. Джейн ясно чувствовала его любопытство и, казалось, даже слышала вопросы, которые граф задавал сам себе. Должно быть, он гадал, откуда эта занудная, мрачная прислуга знает столь известного аристократа, члена парламента?
— Бекон? — осведомился Уоллингфорд, протягивая ей серебряный поднос.
— Нет, не стоит, спасибо.
— Все это шампанское на пустой желудок не сослужит вам хорошую службу, дорогая, — протянул граф, возвращаясь к привычке издевательски растягивать слова. — И, поскольку нам необходимо играть важные роли свидетелей еще несколько часов, это было бы крайне нежелательно.
Стрельнув взглядом в сторону графа, Джейн взяла вилку и наколола на нее кусок бекона.
— Смышленая девочка, — прокомментировал он с хищной улыбкой.
Погрузившись в грустные раздумья, Джейн осознала, что Мэтью ушел и снова вернулся Уоллингфорд, с его черствостью и грубостью. Впрочем, это было даже к лучшему. Ей было гораздо легче презирать Уоллингфорда, чем Мэтью. Если он и на оставшуюся часть уик–энда останется Уоллингфордом, Джейн будет гораздо легче сосредоточиться на своей главной задаче — избегать встречи с Терстоном.
— Итак, расскажи мне, — попросил Мэтью, стремительно кружа невесту в затейливом танце, — историю своей подруги.
— Джейн? — перепросила Анаис, с трудом переводя дыхание.
Стоя у входа в танцевальный зал, Реберн несколько раз метнул в друга сердитые взгляды, и Мэтью замедлил темп танца из уважения к деликатному положению ее светлости.
— Да, мисс Рэнкин, — бросил Уоллингфорд как бы невзначай, боясь выказать чрезмерный интерес.
Несмотря на то, что Анаис считалась подругой Мэтью на протяжении многих лет, она была, прежде всего, женщиной — а женщины, как известно, становятся хитрее и проницательнее дьявола, когда речь заходит о любовных делах и устройстве счастья подруг.
— Джейн — компаньонка моей тети и самая лучшая моя подруга, ближе ее у меня на всем свете нет — кроме Реберна, разумеется.
— Естественно, — сдержанно отозвался Мэтью. «И охота же ей копаться в этой грязи!» — пронеслось у него в голове. Но конечно, граф едва ли решился бы произнести это вслух: подобная фраза наверняка задела бы чувства Анаис. Черт возьми, он и сам не понимал, почему так интересовался унылой мисс Рэнкин и ее не менее унылой историей!
По правде говоря, эта компаньонка привлекла внимание Мэтью в ту самую секунду, когда она вышла на террасу и прервала его беседу с леди Берроуз. Это произошло еще до того, как Уоллингфорд понял: именно мисс Рэнкин была тем язвительным дерзким существом, которое потопталось на его купюре.
Мэтью внимательно наблюдал за подружкой невесты во время свадебной трапезы. Его удивляла собственная реакция на присутствие невзрачной серой мыши, невольное любопытство, которое та вызывала. Но еще более поразительной графу показалась немая сцена между мисс Рэнкин и лордом Терстоном, свидетелем которой он невольно стал. Напряжение между ними было таким явственным, таким очевидным… Оставалось только теряться в догадках, что же могло произойти между столь разными людьми.
— А давно твоя тетя наняла мисс Рэнкин?
— Думаю, примерно четырнадцать лет назад, — ответила Анаис, пока Мэтью кружил ее в венском вальсе. — Джейн — самая преданная компаньонка моей тети и моя самая верная подруга.
— И она не работает где–то еще, не так ли? — полюбопытствовал Мэтью. Когда Анаис странно посмотрела на приятеля, тот счел нужным объяснить: — Мне показалось, что я видел ее где–то прежде, поэтому и спрашиваю.
— Нет, она работает только компаньонкой. Волна отчаяния накрыла Мэтью с головой. Да, он никак не мог примириться с мыслью, что мисс Рэнкин — на самом деле Джейн, его медсестра. Компаньонка была некрасивой и мрачной, совсем не такой, какой он представлял себе свою таинственную возлюбленную. И все же граф то и дело смотрел на эту, совсем другую Джейн и не мог отделаться от мысли, что именно она сидела тогда на его кровати. Возможно, эта женщина была с ним в карете, и именно ее тело он ласкал, доводя до пика блаженства.