Голос Михаила Федоровича дрогнул. Илья с сочувствием взглянул на Пономарева, а начальник следственного управления Следственного комитета продолжил:
– И вот снова! Меня, Илюша, чуть кондрашка не хватила, когда я сюда вошел и увидел. Впрочем, тот, кто убил девчонку, именно подобного результата и добивался.
– Подражатель? – быстро спросил Илья. – Ведь в газетах только что писали – минуло ровно двадцать пять лет с момента… с того момента, как дядя Крюк, объятый пламенем, сиганул в Волгу с обрыва.
– Мне ли не знать! – нахмурился Михаил Федорович. – Не люблю я конец июня, Илюша. Потому что всегда вспоминаю о нем, об Онойко. Впрочем, не проходит и дня, чтобы я о нем, об этом изверге, не вспомнил! Вот, смотри!
Пономарев подошел к куче обломков, на которой покоилось обезглавленное тело, вытащил из кармана пиджака ручку и, держа ее в воздухе, принялся указывать на странной формы раны.
– Их ровно двадцать восемь, Илюшенька. Двадцать восемь! Знаешь, что это означает? А я тебе отвечу. Онойко оставлял на теле своих жертв такое количество ран, нанесенных уже постмортем, какое соответствовало порядковому номеру самой жертвы. Ни секунды не сомневаюсь, что Онойко убивал, живя еще на Украине, а потом и на Урале, но идея с отметинами на теле жертв пришла ему позднее, когда он переехал в Заволжск. На теле его последней жертвы, Насти Панченко, которую мы так и не нашли, наверняка должно иметься двадцать семь следов от крюка. Он ведь их своим любимым инструментом таранил, Илюша. А на теле этой жертвы – двадцать восемь ран, причем нанесенных тоже крюком, могу сразу сказать, у меня глаз наметанный. Уверен: эксперты подтвердят! Понимаешь, о чем веду речь? Тогда, двадцать пять лет назад, было двадцать семь – а сейчас двадцать восемь. Дядя Крюк снова взялся за прежнее!
– Куда вы скрылись? – раздался неприятный голос прокурора Кота, вступившего под своды часовни. – Екатерина Станиславовна желает, чтобы к концу дня имелись результаты!
– Если желает, пусть тогда расследованием и занимается, – проворчал Михаил Федорович, пряча ручку обратно в карман.
– Господи, а это что такое? – охнул прокурор города, заметив труп. – А где у нее голова? Где голова, я вас спрашиваю?!
Он вытаращился на Илью, а тот, пожав плечами, спокойно ответил:
– Предположу, Вениамин Юлианович, что убийца забрал ее с собой.
– Как забрал? – проронил дрожащим голосом прокурор, все три подбородка которого тряслись, как желе. – Кто ему позволил забрать? Почему забрал?
– Это мы сможем установить, когда поймаем убийцу и он даст показания, – продолжил спокойно Новгородцев. – Но, по всей видимости, ему доставляет садистское удовольствие глумиться над телом жертвы. И выказывать свое превосходство. А головы он, как и дядя Крюк, может коллекционировать. Предварительно извлекать глаза, вываривать, обдирать мягкие ткани…
Прокурор Кот, прижав ко рту розовый батистовый платок, опрометью выбежал из часовни, и со стороны кладбища донеслись характерные звуки, не оставлявшие сомнения в том, что Вениамина Юлиановича выворачивало наизнанку.
– Похоже, прокурору не надо было плотно завтракать, – заметил со смешком Илья. – И ужинать тоже.
Михаил Федорович строго посмотрел на Новгородцева:
– Ты, Илья, это дело прекращай! Кот и так тебя терпеть не может, а ты все только усугубляешь. Вот уйду на пенсию, кто тебя тогда от его нападок защищать будет? То-то и оно! Думай о своем будущем, Илюша!
– Личность убитой уже установили? – спросил Новгородцев.
– Предположения имеются, а уверенности пока нет. Сам видишь, голова-то отсутствует! И одежда тоже. Как и двадцать пять лет назад, убийца забрал одежду. Да и пока что никаких заявлений об исчезновении в милицию никто не подавал. Ведь сам понимаешь, идут выпускные балы, родители своих чад не скоро еще хватятся. Многое бы нам мог сообщить Никита Стекольщиков, однако он находится в коме и дать показания не в состоянии.
Пономарев откинул чуб со лба и продолжил:
– Однако не исключено, что речь идет о его подружке, некой Марине Большаковой. Именно с ней Никитка крутил роман на протяжении последних примерно трех месяцев. Она – его одноклассница. Сведения получены от госпожи мэра.
– А как вы относитесь к версии, что Никита Стекольщиков сам убил свою подругу Марину Большакову, а потом инсценировал весь этот содом? – спросил Илья. – Решил представить совершенное преступление как деяние маньяка-подражателя и, так сказать, продолжателя дела дяди Крюка. Ведь парень, как я понимаю, наш заволжский плейбой, который уверен, что если его мамаша – мэр, то ему все дозволено. Не исключено, что и убивать…
Михаил Федорович снова кивнул.
– Вот поэтому я тебя и вызвал, Илюша. Такая версия императрице Кате, конечно же, не понравится. Думаю, даже очень не понравится. И если девчонку в самом деле убил Никитка, то Кот приложит все усилия, чтобы дело замять. Думаешь, он тут у нас под ногами случайно вертится? Или другой вариант. Никитка, может быть, и не убийца, но все равно каким-то боком к произошедшему причастен – как соучастник или свидетель. И это необходимо выяснить. Невзирая на его мамашу и интересы власти! Ты меня понимаешь?
Не дожидаясь ответа Новгородцева, Пономарев продолжил как-то устало:
– Не хватало только, чтобы кошмар четвертьвековой давности повторился… Если тут и правда действовал подражатель, то дело швах.
– А дядя Крюк тогда стопроцентно умер? – спросил Илья.
– К чему ты ведешь, Илюша? – поинтересовался после короткой паузы Михаил Федорович. – Хочешь сказать, что здесь побывал Онойко, который чудесным образом выжил? Нет, ерунда! Не мог он тогда выжить, просто не мог! Его же облили бензином и подожгли, а потом он сиганул с обрыва в Волгу, а там до воды не меньше тридцати метров. И даже если все-таки предположить, что маньяк вдруг не умер, а спасся, то где бы он мог спрятаться? Вот именно, нигде, его бы сразу арестовали! А ни в какую больницу человек с множественными ожогами не обращался. Да и с того момента прошел не год, не два, а целых двадцать пять лет! Если Онойко, исчадие ада, тогда и не подох, то с чего бы он стал выжидать так долго и только теперь решился на новое преступление? Нет, Илюша, версия твоя совершенно фантастичная!
Новгородцев и сам не верил в то, что девушку убил Онойко, каким-то образом уцелевший. Но если не дядя Крюк, то тогда кто? Это и предстояло выяснить.
Вернулся прокурор Кот. Стараясь не смотреть на обезглавленное тело, он сказал:
– Я буду держать расследование под личным контролем. Сами понимаете почему – шумихи теперь не оберешься… Запомните – нужны немедленные результаты!
– Кота за хвост мы тянуть не намерены, не беспокойтесь, – заявил Новгородцев и дерзко посмотрел в глаза прокурору. Тот, поморщившись, более никак не отреагировал, однако Илья знал, что шуточек по поводу своей фамилии Вениамин Юлианович не выносил.
– Вот и давайте, устанавливайте виновного! – вытирая лицо платком, произнес прокурор. – Обо всем мне доложите, хотя у меня и так дел выше крыши, еще сейчас пресс-конференцию давать придется. Кстати, сразу же отметайте версию о том, что действовал какой-то там подражатель Онойко. Потому что нам только нового дяди Крюка не хватало!