Пономарев вздохнул, уселся в кресло, взялся за чашку, в которой плескался холодный кофе, потом махнул рукой и извлек из ящика стола початую бутылку коньяка. Разлив по двум стопкам, протянул одну Илье и продолжил:
– Да, все вышло иначе. Просчитался я! Потому что сокамерники, видимо, настропаленные дешевыми фразочками неугомонной Бормотухиной, решили устроить самосуд. Ну, и вздернули Борщевского. Конечно, будет расследование, ведь уже сейчас понятно, что никакого суицида не было, а произошло убийство. Однако я вот думаю… – Он залпом опрокинул в себя коньяк. – Да, я вот что думаю… Стоит ли в этом случае усиленно разбираться? Собственно, Борщевский получил то, чего заслуживал. Причем по полной программе. А то ведь еще попытался бы, как и Онойко, прикинуться психом, и его бы отправили на излечение в клинику вместо того, чтобы к стенке поставить или хотя бы приговорить к пожизненному.
Илья молчал, понимая, что Михаилу Федоровичу в первую очередь требуется не совет, а возможность выговориться.
– Кот мне уже звонил, – вздохнул Пономарев. – Наш толстопуз, естественно, рвет и мечет. Ему же хотелось блистать на грандиозном судебном процессе, а тут такое… Все его честолюбивые планы накрылись медным тазом! Так что следствие все-таки будет, я не сомневаюсь. И, если что, именно мне придется отвечать за смерть Борщевского…
За разговорами начальник и подчиненный просидели часа два, после чего Илья отправился домой. Уже рассвело, но с учетом того, что наступила суббота, на улицах практически не было людей. Только изредка следователю попадались на пути фанаты утренней пробежки, да несколько человек выгуливали собак.
Илья мучительно пытался вспомнить то, о чем он думал непосредственно перед тем, как провалился в сон. Что-то ведь было важное, связанное с дядей Крюком и Борщевским. Но, как он ни старался, ничего не выходило.
Вернувшись домой, Илья снова завалился спать и продрых без задних ног до самого вечера. Разбудил его Аяврик – кот, желавший закусить, нежно покусывал хозяина за ухо. Пришлось встать и плестись на кухню. Он как раз доставал из холодильника еду для кота, как зазвонил телефон. На сей раз на проводе был Аарон Исаакович Кацнельсон, ушедший на пенсию легендарный судмедэксперт.
– Как хорошо, Илья Евгеньевич, – произнес старик нараспев, – что я вас застал! А то пытался связаться с Михаилом Федоровичем, но его супруга сказала, что он уехал на рыбалку и вернется не раньше вечера воскресенья. Причем мобильный с собой не взял. Понимаю, что мешаю отдыхать, однако я был бы чрезвычайно вам признателен, если бы вы подъехали сейчас в морг. Да, я здесь. У меня имеются сведения, которые, как я предполагаю, могут вас заинтересовать.
Илья знал, что Аарон Исаакович просто так никогда не стал бы звонить и заявлять, что у него имеются важные сведения. Но если Кацнельсон все же побеспокоил в выходной, значит, он обладает поистине сенсационной информацией.
Морг располагался недалеко от большого больничного комплекса, некогда гордости Заволжска, однако в последние годы пришедшего в запустение. Илья подошел к двухэтажному зданию из красного кирпича, нажал кнопку звонка и услышал трезвон, разнесшийся по пустому зданию. Дверь ему через несколько секунд отворил молодой патологоанатом. Парень был одет по-летнему, а на плече у него висел рюкзак. Пропуская Илью внутрь, он вежливо попрощался со стариком-экспертом, который тоже возник на пороге – в светло-зеленом рабочем комбинезоне. Руки Кацнельсона облегали резиновые перчатки в кровавых разводах.
– И вам всего наилучшего, Димочка! – пропел Аарон Исаакович. – Передавайте от меня сердечный привет вашей супруге!
Когда дверь за молодым патологоанатомом закрылась, Кацнельсон профессиональным жестом снял резиновые перчатки, бросил их в ведро и, качая головой, произнес:
– Вот, лето сейчас, пора отпусков, и у нас катастрофически не хватает сотрудников. Поэтому пришлось мне тряхнуть стариной.
Впрочем, он явно кокетничал – Аарон Исаакович жить не мог без своей работы и наверняка был рад тому, что его попросили на время вернуться.
– Не хотите ли перекусить, уважаемый Илья Евгеньевич? – спросил Кацнельсон. – Здесь имеется своя небольшая кухня.
Илья отказался – он никак не мог понять, как работающие в морге медики могли спокойно пить и жевать, когда в паре метров от них лежали покойники.
– Благодарю, что вы смогли так быстро приехать! – сказал Кацнельсон и повел Новгородцева в прозекторскую. – Да, я обещал вам кое-что занятное. Сейчас, сейчас…
В нос ударил застарелый запах разложения, и Илья поморщился. А Кацнельсон даже и бровью не повел – видимо, уже давно привык.
На оцинкованных столах лежало несколько мертвецов, прикрытых зеленой клеенкой. Аарон Исаакович сдернул покрывало с одного из них, и Илья увидел тело Борщевского.
– Это тот, кого в средствах массовой информации называют «новым дядей Крюком», – неодобрительно качая головой, сказал Кацнельсон. – Впрочем, понимаю, людям всегда требуются сенсации – что во времена Нерона, что во времена Интернета. И сейчас, не исключено, больше, чем тогда. Сомнений быть не может – Борщевского убили. Сначала оглушили при помощи тупого предмета, нанеся не меньше трех ударов по затылку, а затем повесили, инсценировав самоубийство. Я сообщил свои выводы и Михаилу Федоровичу, и Вениамину Юлиановичу, и теперь уже их дело – ловить убийц, тем более что сделать это очень легко, поскольку на тот свет Борщевского отправили сокамерники. Но я попросил вас приехать по иному поводу…
Эксперт сбросил клеенку с другого тела, и Илья понял, что перед ним последняя жертва новоявленного дяди Крюка. Он отвел взгляд, не желая смотреть на обезглавленную женщину.
– Личность уже установлена, это Померанцева Лидия Аркадьевна, сорока семи лет, – сказал Кацнельсон.
Он шагнул к другим столам и поочередно снял с них клеенки. Там тоже покоились обезглавленные тела – еще три жертвы Борщевского.
– Отмечу, что Онойко убивал исключительно детей, подростков и молодых женщин, – заявил он. – В нашем случае под эту схему попадает только первая жертва, Оксана Полторацкая. Ведь нынешний маньяк убил даже взрослого мужчину, а двум умерщвленным им женщинам было далеко за сорок. Обычно для серийных убийц не свойственно менять привычки, однако в данном случае речь идет, конечно же, не об одном и том же маньяке, а о двух разных. Новый дядя Крюк выбирает себе жертв по иному критерию, нежели его легендарный предшественник Роман Андреевич Онойко.
Кацнельсон подошел к рабочему столу и вынул из ящика сверкающий стальной крюк.
– Именно этот крюк была найден около последней жертвы. Согласно показаниям свидетеля, убийца потерял его, стараясь отбиться от напавшей на него овчарки. И вот что я хочу сказать… Как только я увидел сие орудие, то немедленно заподозрил неладное.
Старик замолчал и, подойдя к одному из тел, указал на раны, нанесенные убийцей при помощи крюка.
– Как я уже объяснял вам, Илья Евгеньевич, как, впрочем, и Михаилу Федоровичу, раны нанесены при помощи того же крюка, что и раньше, во времена Онойко. Вернее, при помощи одного из крюков, потому что у Онойко их имелось целых три. Один был обнаружен во время обыска в часовне, два других бесследно исчезли.