Шарлотта терзалась мыслью о том, каким образом уйти из жизни, и остановила свой выбор на яде. Газеты в то время сообщали о маркизе де Вальтруа, которая при помощи порошков и настоек отправила к праотцам восемнадцать человек. Никто и не заподозрил, что на самом деле это убийства!
Так произойдет и с ней – подумают, что это одна из ранних и нелепых смертей, которые случаются даже в венценосных семьях. Шарлотте-Агнес не хотелось умирать, но иного выхода для себя она не видела!
Казнь маркизы де Вальтруа произвела на нее неизгладимое впечатление. Несчастной отрубили голову, и ее брат не помиловал маркизу! А ведь у нее остались две малолетние дочурки...
Мишель-Оноре сопротивлялся, когда сестра сообщила ему о намерении удочерить Мари де Вальтруа. Но Шарлотта умела настоять на своем. Кирилл же в ответ на ее вопрос, не против ли он появления в их семье ребенка, заявил:
– Милая Шарлотта, если учесть, что я не был в супружеской спальне около трех лет, твоя беременность станет вторым чудом со времен сошествия на Деву Марию Святого Духа!
Шарлотта-Агнес в сопровождении брата навестила девочку в приюте. Она станет для нее матерью! Мари никогда не узнает, что она – отпрыск злосчастной маркизы-отравительницы!
Мишель-Оноре сделал так, чтобы никто не пронюхал, кто на самом деле удочерил Мари. Шарлотта-Агнес и Кирилл Павлович отбыли в Париж, а через два дня во французскую столицу доставили малышку.
– И это моя дочь? – с легким отвращением рассматривая ребенка в лорнет, заявил Кирилл Павлович. – Шарлотта, я запрещаю ей называть меня отцом! И к чему эта мелодрама? В конце концов, что напишут в газетах?
Весть о том, что великокняжеское семейство взяло на воспитание чужого ребенка, наделало много шуму: еще бы, это было так необычно! Кирилл Павлович и Мишель-Оноре приложили все усилия, чтобы бульварные листки не досаждали молодой матери. Новость вызвала сначала удивление, а потом одобрение.
Ее жизнь обрела смысл, и Шарлотта-Агнес забыла о том, что совсем недавно думала о смерти. Она оказалась великолепной матерью: несмотря на то что у нее под рукой находилась целая армия сиделок, нянек и гувернанток, она вскакивала с постели и мчалась к малышке, стоило той заплакать во сне.
Кирилл Павлович, который не скрывал, что никогда не сможет назвать Мари дочерью, настоял, чтобы жена и падчерица уехали из Парижа. Большую часть года Шарлотта-Агнес и Мари проводили в России, в Царском Селе.
Кирилл Павлович обладал колоссальными богатствами. Шарлотту-Агнес и Мари ждал старинный особняк, больше походящий на дворец, с мраморными колоннами и запущенным садом. Эта дача, как именовался особняк, была когда-то выстроена Екатериной: она подарила его одному из своих любовников.
Шарлотта-Агнес тосковала по Бертрану, который не навещала уже много лет, и Мари росла настоящей русской девочкой: она болтала на варварском языке столь же свободно, как изъяснялась по-французски и по-английски, ходила по грибы и резвилась со сверстниками.
Быть может, это и есть счастье, наблюдая за Мари, думала Шарлотта-Агнес. Она привыкла к тому, что с мужем они видятся всего несколько дней в году, когда он приезжает на родину или они отправляются на Рождество в Париж.
Когда разразилась война, Кирилл Павлович настоял на том, чтобы жена и «эта девчонка» не подвергали себя опасности и не пересекали границу. Шарлотта-Агнес знала, что Кирилл, себялюбец и эгоист, заботится не о них, намеренно отдаляет их от себя, чтобы без проблем предаваться порочной жизни.
Бертран в течение всего нескольких часов был оккупирован немецкими войсками, и Шарлотта-Агнес порывалась поехать на родину, но затем поняла, что не имеет права оставить Мари одну. Ее брат, Мишель-Оноре, его супруга Елена Павловна и их сын и принц Виктор находились под домашним арестом во дворце, однако германский кайзер заявил, что династия Гримбургов не будет ущемлена в правах и никто не посягает на их власть.
Мари выросла и превратилась в тонкую изящную девушку, которая внешне все более напоминала свою мать, маркизу де Вальтруа. Шарлотта-Агнес решила, что никогда не откроет приемной дочери правду.
Изредка в Александрийском дворце, загородной резиденции российского императора, устраивали приемы и балы. Шарлотта-Агнес вместе с Мари посещала их и поразилась – ее дочь как две капли воды походила на великую княжну Анастасию!
* * *
Американская газета «The New York Times», 17 марта 1917 года:
РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ!
РУССКИЙ ЦАРЬ НИКОЛАЙ ОТРЕКСЯ ОТ ПРЕСТОЛА!
ЕГО МЛАДШИЙ БРАТ КНЯЗЬ МИХАИЛ НЕ ПОЖЕЛАЛ ПРИНЯТЬ КОРОНУ!
РОССИЯ СТАЛА РЕСПУБЛИКОЙ!
«15 марта, после того, как к нему прибыла делегация депутатов Государственной думы, русский император Николай Второй подписал отречение от престола за себя и своего сына, кронпринца Алексея. В течение последующих суток номинальным главой государства являлся князь Михаил, младший брат отрекшегося царя. Но и он отказался от русского трона, тем самым положив конец тысячелетней русской монархии и трехсотлетнему владычеству династии Романовых, могущество которой еще совсем недавно, во время помпезных торжеств в 1913 году, казалось абсолютно незыблемым. Таким образом, стихийные волнения в столице империи Петрограде (бывшем Петербурге) стали прологом к очередной русской революции. Вся исполнительная власть в государстве перешла к Временному правительству, главой которого стал князь Львов. Союзников волнует вопрос – будет ли новая, демократическая Россия продолжать военные действия против Германии и ее сателлитов?»
* * *
Весть о том, что царь отрекся и Россия стала республикой, застала Шарлотту-Агнес врасплох. Она уделяла мало внимания политическим событиям, сетовала на бессмысленную и тянувшуюся третий год войну и мечтала о том, что когда-нибудь навестит любимый Бертран.
Она послала мужу в Париж телеграмму, спрашивая, что же им делать. Кирилл Павлович, который находился в весьма натянутых отношениях со своим троюродным братом императором Николаем, ответил через неделю: «Азиатская Россия получила то, что заслуживает. Оставайтесь во дворце. Еду».
Кирилл Павлович через неделю появился в Царском Селе – во френче защитного цвета, без погон и аксельбантов, и с красным бантом в петлице. Он поддерживал крушение монархии и не скрывал собственных амбиций.
– Никки погубила мягкотелость и потакание Аликс и Гришке, – прохаживаясь по пустынным залам дворца, рассуждал он. – Не думаю, что республика долго продержится! Реставрация монархии неминуема! Но Никки и его отпрыски утеряли моральное право на русскую корону!
Кирилл Павлович лелеял мечту, которую он похоронил уже давно, – самому сделаться самодержцем всероссийским! Он участвовал в работе Временного правительства, но, не получив желаемый пост министра, быстро разочаровался в политической деятельности.
– Эти балаболы похуже прежних, – заявил он в начале лета. – Я отправляюсь в Париж, вы пока оставайтесь в России. Я сообщу, когда вы можете присоединиться ко мне!