Даже Регина поняла: король открыто грозит отцу – а в его лице и британским монархам – войной в случае, если они поддержат противников Луи в борьбе за наследство в Пфальце. Лорд Сент-Джеймс, ничего не отвечая, только ниже склонил голову.
– Верительные грамоты! – прошипел толстяк.
Лорд протянул их королю, однако свиток, перевязанный золотой тесьмой, перехватил придворный. Процедура представления закончилась, король вознамерился продолжить путь, но тут его взгляд задержался на Регине.
– Встаньте, дитя мое, – произнес он подобревшим голосом.
Регина подчинилась. Она помнила рассказы дяди Майкла – при Версальском дворце царили ужасающие нравы, король когда-то содержал метресс, которые попирали честь законной супруги монарха. Судачили, что король не обходил вниманием ни одну хорошенькую служанку во дворце. Но сие было в прошлом: ныне король стал святее римского папы – таковым его сделала коварная мадам де Ментенон, которой удалось то, что не сумели сделать прочие любовницы: женить на себе вдового Людовика.
Король протянул руку – Регина увидела многочисленные перстни с непомерно большими переливающимися камнями, сухую кожу, покрытую пигментными пятнами, бледные длинные ногти. Холодные пальцы, полуприкрытые воздушными кружевами, дотронулись до подбородка Регины.
– Кто вы? – спросил король, и его глаза сверкнули.
Толстяк зашептал на ухо королю.
Луи, не смотря в сторону лорда, проронил:
– У вас прелестная дочка, посол. Не таите от нас такое сокровище, я буду рад видеть ее в Версале.
Король вяло потрепал Регину по щеке и отправился дальше. Когда девочка оказалась в карете, которая понесла их назад в Париж, лорд Сент-Джеймс дал волю чувствам. Он громыхал, титулуя короля «совратителем», «сатиром» и «дьяволом», проклинал тот день, когда Луи появился на свет, и под конец заявил:
– Дочь моя, поклянитесь, что вы не посмеете переступить порог этого кошмарного места под названием Версаль!
Регина побоялась признаться отцу, что и король, и Версаль произвели на нее неизгладимое впечатление – по сравнению с резиденцией французского короля дворец, где обитали Вильгельм и Мария, был конюшней. Но, конечно же, Регина поклялась, и лорд, успокоившись, стал внушать Генри, что самый страшный враг Англии – это Франция.
Зато вечером, за ужином, дядя Майкл, с вечно бордовым лицом и глупой улыбкой, залпом осушая бокал вина, заявил:
– Регина, милая моя, о том, что ты пленила старого Луи, говорит весь Париж! Смотри же, королю надоели вечные истерики графини де Монтеспан, не помогли и черные мессы, которые она, по слухам, устраивала, дабы вернуть его расположение, и любовный эликсир, коим она его тайно потчевала, едва не сведя в могилу. Да и старуха Ментенон ему, говорят, осточертела со своими молитвами и иезуитами. Избавиться от нее сложнее – она ведь с ним повенчана! Это значит, что король-солнце скоро начнет искать плотского утешения, так почему бы Людовику не выбрать себе девицу посвежее – например, юную англичаночку?
Дядя Майкл зашелся смехом, лорд Сент-Джеймс ударил по столку кулаком так, что один из лакеев уронил от испуга поднос, и отчеканил:
– Майкл, брат, не забывай, что только моей милостью ты оказался в Париже. Ты живешь за мой счет, но мне надоело оплачивать твои долги...
Регина знала, что дядя Майкл, который гордился тем, что не прочитал в жизни ни единой книги, был жуткий мот. А лорд продолжал:
– Я взял тебя в Париж не для того, чтобы ты посещал... посещал срамные места! Если ты посмеешь сделать подобное замечание еще раз, то отправишься назад в Англию. Без гроша в кармане!
Регина считала, что папа несправедлив к дяде Майклу. Тот всегда шутил, заваливал племянницу дорогими подарками, в то время как родители считали, что детей следует воспитывать в строгости и религиозности.
Роды у леди Тэсс имели место в конце августа. Они начались внезапно, до ожидаемого появления на свет ребенка оставалось еще несколько недель. Регина проснулась посреди ночи от криков и шума. Выглянув в коридор, она увидела слуг с лампами и свечами в руках, которые сновали туда-сюда. Регина услышала плач Генри. На пороге детской возник дядя Майкл. Регина спросила его:
– Дядя, что случилось?
– Не стоит беспокоиться, скоро у тебя появится брат или сестра, – ответил ей дядя, но в его голосе девочка уловила фальшь.
Суета продолжалась всю ночь, и Регина, утомленная событиями, заснула. Когда она открыла глаза, то увидела плачущую горничную. Та, заметив, что Регина открыла глаза, вытерла слезы рукавом.
– Клара, скажи мне, что произошло! – потребовала Регина.
Служанка заревела и прошептала:
– Лорд... ваш отец... запретил сообщать, что...
– Я приказываю! – повысила голос Регина.
Девушка бухнулась на колени и запричитала:
– Леди Тэсс... она скончалась... и ребеночек тоже...
Регина – в спальной рубашке до пят, босиком, с распущенными волосами – бросилась из комнаты. Отталкивая слуг, она полетела наверх и оказалась около маминой спальни. Дверь приоткрылась, она увидела господина с остроконечной бородкой в черном камзоле и с саквояжем в руке.
– Мадемуазель, вам туда нельзя, – произнес он и по-отечески потрепал Регину по плечу. – Сожалею, но ваша матушка...
Вывернувшись, Регина открыла дверь и влетела в комнату с затемненными окнами. Горело множество свечей, в воздухе витал странный терпкий запах каких-то снадобий. Регина заметила отца, постаревшего, с впавшими глазами, дядю Майкла и священника.
А на большой кровати под балдахином лежала леди Тэсс – ее лицо было обескровлено, мутные глаза приоткрыты, руки сложены на груди. Регина перевела взгляд и увидела окровавленные простыни. Девочка с криком бросилась к кровати и припала к груди матери. Она была ледяной. Регина бурно разрыдалась.
Лорд Сент-Джеймс, обняв ее, произнес:
– На все воля Всевышнего, дочь!
– Папа, но почему, почему? – спросила девочка.
Лорд встряхнул ее и сказал:
– Не нам, смертным, дано понять деяния Господа! Твоя мать и ребенок у нее во чреве скончались!
Регину вывели из комнаты. Девочку шатало, в ушах звучали жестокие слова отца: «На все воля Всевышнего!» Регина почувствовала странную слабость и потеряла сознание. Она очнулась на руках у дяди Майкла. Он отнес ее в детскую, где Регина дала волю слезам. Дядя гладил ее по голове и внимал ее горестным словам.
– Мой отец – чудовище! – воскликнула Регина. – Он не любил маму! Он не любит меня! Ее смерть его не опечалила!