Лулу тихонько вскрикнула. Она боялась Жан-Батиста!
Каролина спросила:
– Ты мне обещаешь, Жан-Батист? Я смогу увидеть Эдгара?
– Разве я тебя когда-нибудь обманывал, chere, – ответил тот, привлекая ее к себе и целуя. Он дал Каролине две минуты, чтобы она подхватила сонную Марию-Элену и набросала записку для графа Михалевского: «Илларион, прости, но я не могу... Я должна остаться с сыном. Я люблю тебя, но я не могу быть с тобой...»
– Хватит с него, – велел Жан-Батист. – Поехали!
Он втолкнул Каролину с дочкой и Лулу в черный экипаж, сам уселся на место кучера. В карете находились Изольда и Валентина, а в углу Каролина заметила Эдгара. Мальчик спал. Да нет же, он был без сознания.
– Что ты с ним сделала! – закричала Каролина.
Изольда прошипела в ответ:
– Что ты хочешь этим сказать, плебейка? У него жар, но нам не до докторов!
Каролина взяла на руки малыша. Его лоб горел, он что-то бормотал, сжимая свои ручонки в кулачки. Каролина поцеловала его.
– Нам нужен врач, – сказала она твердо.
Валентина фыркнула:
– Еще чего! Мы уезжаем из страны, и ты вместе с нами! Ты зачем-то нужна Жан-Батисту!
Де ля Крус нещадно настегивал лошадей, те, заржав, понесли. Оглянувшись, Каролина увидела, как к дому подъезжает повозка с Илларионом. Он явно что-то заметил. Михалевский понесся вслед за Каролиной и Жан-Батистом.
Их бешеная гонка длилась не меньше двух часов. Когда лошади стали изнемогать, де ля Крус остановил карету. Несколькими секундами позже остановилась и повозка, из которой выпрыгнул Илларион.
– Чего вам надо, граф? – закричал де ля Крус.
– Мне нужна Каролина, – ответил тот. – Вы похитили ее!
– Не ваше дело! – заорал Жан-Батист. Он поднял хлыст, чтобы ударить по лицу Иллариона, но тот перехватил летящий хлыст и переломил его, как перышко.
Лицо Жан-Батиста исказила судорога:
– Ты ее не получишь! Она только моя! Она нужна мне, и я нужен ей!
Он сорвал с руки перчатку и швырнул ее в лицо графу.
– Трусливый мерзавец! Я вызываю тебя! Я превращу тебя в труп через пять минут! И тогда Каролина будет только моей!
Жан-Батист уже не контролировал себя, ярость так и хлестала через край, он был вне себя. Илларион поднял перчатку и спокойным тоном заметил:
– Я принимаю ваш вызов, де ля Крус. Дуэль состоится немедленно!
– Нет! – закричала Каролина. – Илларион, прошу тебя!
Она не хотела становиться свидетельницей того, как Жан-Батист убьет еще одного человека, который ей дорог. Так уже когда-то было...
Изольда и Валентина оттащили ее от окна кареты:
– Милочка, замолчи, – приказала ей бывшая императрица Коста-Бьянки. – С каким удовольствием я бы отравила тебя! Но только Жан-Батист сходит по тебе с ума!
Мужчины тем временем скинули сюртуки. Де ля Крус потянулся к пистолету, но граф сказал:
– Шпаги, герцог! Я предпочитаю холодное оружие!
Вынув из повозки две шпаги, он бросил одну Жан-Батисту, тот на лету поймал ее. Глаза де ля Круса вспыхнули, как черные бриллианты, он произнес:
– Ну что же, граф, я сейчас выпущу вам кишки, а ваш труп съедят шакалы. Вы того заслуживаете!
Жан-Батист первым нанес удар. Граф отразил его, скрестилась сталь, послышался звон клинков. Затаив дыхание, Каролина наблюдала за поединком. Иллариону удалось выбить шпагу из руки де ля Круса. Острие оказалось около горла Жан-Батиста.
– Герцог, вы проиграли. Сдавайтесь!
Жан-Батист расхохотался:
– Граф, вы плохо меня знаете: мой девиз – всегда побеждать!
В его руке сверкнул клинок миниатюрного кинжала, который он вонзил в плечо Михалевскому. Каролина вскрикнула.
– А вы подлец, сударь, – сказал Илларион. Жан-Батист ринулся на него, кинжал оказался у шеи графа. Однако неимоверным усилием тот смог оттолкнуть от себя потерявшего разум Жан-Батиста. Острие шпаги скользнуло по его щеке, по бледной коже де ля Круса потекла струйка крови. Еще одно мгновение, и герцог был повержен.
Де ля Крус лежал на спине, а шпага упиралась ему в кадык.
– На этот раз я не пощажу вас, – произнес Илларион. – Вы проиграли. Каролина моя!
Он отшвырнул шпагу в сторону. Подошел к карете, открыл с силой ее дверцу.
– Дамы, – приветливо улыбнулся он по-крысиному затаившейся Валентине и надувшейся Изольде. – Желаю вам доброй ночи!
Он подал руку Каролине, и та вышла из кареты. Как же хорошо, когда есть на чью руку опереться! Лулу бережно вынесла из кареты Эдгара. Жан-Батист, шатаясь, как пьяный, с лицом в крови, прошептал:
– Но это еще не конец! Вы выиграли раунд, но игра не закончена! Клянусь своей честью, я убью вас, граф, а ты, chere, станешь моей! Ты станешь моей, Каролина! Станешь только моей!
Жан-Батист упал на колени в дорожную пыль и зашелся в рыданиях. Каролина, стараясь не смотреть на него, села в повозку Иллариона. Эдгар и Мария-Элена были с ней. Они повернули назад. Последнее, что она слышала из тьмы, был дикий крик Жан-Батиста, который еще долго преследовал ее в ночных кошмарах:«Каролина, я найду тебя! И ты будешь только моей, ma chere!»
Они понеслись к побережью, где их ждал парусник. Илларион поцеловал Каролину и сказал:
– Ну вот и все! Мы наконец вместе! Я тебя никогда и никому не отдам, Каролина, потому что люблю больше жизни!
Лулу подвывала, то ли от ужаса, то ли от счастья.
Через час, когда начало светать, они оказались в небольшой рыбацкой деревушке около самого океана. Поднималось солнце, которое освещало перламутром горизонт. Вдалеке белел парусник, с него, завидев сигналы с берега, выслали шлюпку.
Каролина гладила лоб Эдгара. Мальчик был в бреду. Ему требовался врач. И она боялась, что он не выдержит многодневное путешествие по океану из Коста-Бьянки в Европу. Его поручили заботам старого знахаря.
На постоялом дворе деревушки она, к своему удивлению, столкнулась с дядей Альваро. Тот сопровождал караван повозок, на которых громоздились бочки, сундуки и тюки. Они были маркированы как «Почта».
– Девочка моя, я уже и не думал, что мы свидимся, – сказал ей Альваро. – Я еду на родину, которая все еще находится под властью преданных покойному императору войск. Сильвио дал мне задание... Впрочем, тебе не обязательно вникать в его суть!
Илларион, понимая серьезность положения, не торопил Каролину, но она знала: шлюпка уже пристала к берегу, их ждали. Парусник уходил в плавание обратно в Европу через час.
– Илларион, я не могу! – сказала, прижавшись к груди Михалевского, Каролина. – Мой сын... Он не выдержит плавания, я должна остаться с ним!