Христофор Христофорович поморщился, вытащил толстенное портмоне, вынул оттуда двумя пальцами желтую купюру и с миной фальшивого сочувствия протянул ее Самдевятовой:
– Вот, мадам, возьмите. Десяти реалов хватит, чтобы снять комнатку где-нибудь в дешевой гостинице.
Елизавета Порфирьевна жадно схватила ассигнацию. Ксения вырвала ее у изумленной матери и швырнула под ноги господину Геклеру.
– Нам не нужны ваши подаяния, – отчеканила она. – Maman, нам пора, уже темнеет, и если мы не поторопимся, то ночь застанет нас в пути.
Христофор Христофорович поднял купюру, подул на нее и опустил в карман сюртука:
– Сударыня, ваша дочь, как я погляжу, такая же необузданная и тупоголовая, как и ее отец. Вы должны винить его, а не меня в том несчастии, что разразилось над вашими головами. Мы еще увидимся – в суде! Обвинение намерено требовать для господина Самдевятова смертной казни, и я охотно выступлю в качестве одного из свидетелей обвинения с подробным и честным рассказом о преступлениях, которые он совершил!
Елизавета Порфирьевна, схватившись за грудь, опустилась на мраморные ступени. Ксения толкнула maman и сказала:
– Мамочка, прошу тебя, сейчас не время для твоего театра. Этот дом больше нам не принадлежит.
– Ксения, как ты разговариваешь со своей матерью! – пробормотала Елизавета Порфирьевна и попыталась поднять чемодан. – Ах, какая тяжесть! Иван, донесите наши чемоданы до гостиницы!
Вмешался Геклер:
– Садовник получает зарплату, которую платит ему князь Сухоцкий, поэтому он не обязан починяться вашим вздорным требованиям. Вы молодая, полная сил женщина, до центра города не так уж и далеко, всего пара километров, вечерний моцион вам не помешает!
Не слушая Христофора Христофоровича, Шадрин подхватил, как пушинку, оба чемодана и зашагал в направлении ворот. Геклер крикнул:
– Учтите, если вы немедленно не поставите чемоданы на землю и не вернетесь обратно, то потеряете место!
Иван Иваныч только ускорил шаг. Сыщик вздохнул и сказал:
– Ну вот, сударыня, по вашей милости садовник уволен. А теперь прошу вас удалиться!
Взяв Елизавету Порфирьевну под руку, Ксения направилась прочь от особняка. Когда они вышли на бульвар, то заметили богатых соседей, которые выглядывали из окон своих вилл: каждый хотел стать свидетелем неслыханного позора «этих русских выскочек». Весть об аресте Федора Архиповича и предъявленных ему обвинениях распространилась по всей столице. Елизавета Порфирьевна тяжко вздыхала:
– Ах, как меня жгут эти презрительные взгляды, Ксения! И все из-за папеньки!
– Papa не виноват, что Геклер выбросил нас из особняка, – заметила Ксения.
Елизавета Порфирьевна ответила:
– Да не из-за твоего папеньки, а из-за моего! Старый черт сейчас в преисподней торжествует! Это он все подстроил, я уверена!
Ксения в страхе взглянула на мать – та выглядела абсолютно вменяемой, но несла несусветную чушь. Они медленно покинули квартал, в котором прожили эти годы. Елизавета Порфирьевна постоянно жаловалась на то, что туфли ей трут. Пришлось то и дело останавливаться и отдыхать.
Они оказались в бедняцком районе. Импозантные виллы сменились обшарпанными домами или покривившимися лачугами, добротный тротуар уступил место раскисшей грязи. По улицам шмыгали подозрительные личности, кто-то попытался схватить Ксению за руку. Дорогу им преградила шайка из нескольких плохо одетых молодых мужчин. Один из них, тыча в Елизавету Порфирьевну, прогнусавил:
– Тетка, сколько возьмешь?
Не понимая, о чем именно идет речь, Самдевятова обратилась к дочери:
– Ксения, чего хотят эти несчастные? Скажи им, что у нас нет денег для подаяния!
Ксения понимала, что бродягам требуются вовсе не деньги, а совсем другое – глаза мужчин лучились похотью. Один из них схватил Ксению за шею и произнес:
– А ты, малышка, красивая! Ну что, пошли со мной! А вы, ребята, делите между собой тетку!
Раздался рев, подоспел шедший впереди Иван Иваныч. Великан разметал разошедшихся хулиганов, те в страхе убежали прочь. Елизавета Порфирьевна зарыдала:
– На какую жизнь обрек нас Федор! Ах, папенька, и это вы его подбили на дурные мысли! Права я была тогда, что наслала на вас порчу!
Ксения не обращала внимания на бормочущую странные вещи maman. Под охраной Ивана Иваныча они продолжили путь, миновали квартал бедняков и оказались в центре Эльпараисо. По настоянию Елизаветы Порфирьевны они отправились в один из самых шикарных отелей столицы – гостиницу «Золотой принц».
Старинное здание, в котором ранее располагалась резиденция испанского вице-короля, сияло огнями, около него прогуливались элегантно одетые дамы и господа, то и дело останавливались экипажи, из которых выходили богатые гости. Облаченный в старинную ливрею швейцар, смерив долгим взглядом Ксению и ее матушку и в итоге решив, что они подходят на роль постояльцев, с поклоном распахнул двери. Они оказались в просторном холле, Елизавета Порфирьевна устремилась к стойке.
– Милейший, – процедила она по-французски, – мне и моей дочери требуется самая лучшая комната из тех, что у вас есть.
– Конечно, мадам, – расплылся тот в улыбке. – Мы рады приветствовать вас в отеле «Золотой принц». К вашим услугам «люксус»-апартаменты с двумя спальнями, личным лифтом, зимним садом и поваром.
– Нам подходит, – небрежно бросила Самдевятова. – И сколько это стоит?
– Триста реалов, – с поклоном ответил консьерж. Елизавета Порфирьевна закашлялась. Она раскрыла кошелек, в котором была медная мелочь.
– Отнесите наши вещи в номер! – провозгласила она. – Мой муж не смог сопровождать нас, у него неотложные дела... Я выпишу вам чек!
– Как вам будет угодно. – Консьерж был сама любезность. Недолго думая, Елизавета Порфирьевна вытащила из ридикюля чековую книжку.
Ксения шепнула матери:
– Maman, наши счета заморожены.
– Ничего страшного, – ответила Елизавета Порфирьевна, выводя подпись. – Не ночевать же нам в дешевой гостинице или под открытым небом. А пока они разберутся с чеком, пройдет немало времени...
Она швырнула на стойку светло-розовую бумажку:
– Вот, милейший, я и моя дочь остановимся у вас на неделю, а дальше, если нам понравится, мы продлим пребывание.
Консьерж схватил чек, пробежал глазами, его лошадиное лицо вытянулось. Елейным тоном он произнес:
– Мадам Самдевятофф – это вы?
– Да, это я! – высокомерно заявила Елизавета Порфирьевна и хлопнула в ладоши.
Около нее возник бой, которому она велела забрать чемоданы у смущенного Ивана Иваныча. Проворный молодой человек в некотором изумлении уставился на два чемодана – он привык к тому, что состоятельные и именитые гости приезжают как минимум с дюжиной.