Затем настало время привести в исполнение мои планы. Несмотря на то что я действовал в интересах Матери нашей Церкви, мне было тяжело. Но я сумел перебороть себя, раздавил мерзопакостного червя сомнения и анонимно информировал власти в Мадриде о местонахождении Уго.
Что было дальше, я подробно не знаю, мне только известно, что Уго был немедленно арестован и предан суду. Его признали виновным по всем пунктам обвинения, его пытали… От Уго хотели получить тайну захоронения сокровищ, но он, несмотря на мастерство мадридского палача, ничего не выдал. Его приговорили к сожжению на костре, которое в самый последний момент по моей настоятельной просьбе было заменено удушением, и Уго сожгли уже мертвым.
Так закончил свою жизнь брат мой Уго, и случилось это 8 января года 1551-го. Я знал, что Уго хотел видеть меня, но не мог пересилить себя и показаться ему на глаза. Я знал, что виновен в его смерти, хоть и сделал это исключительно ради блага нашей Церкви.
Следующей после казни Уго весной я отправился в одиночку на бретонское побережье и отыскал ту самую пещеру, в которой Уго схоронил свою добычу. Он не обманул меня, мой бедный брат. В песке я обнаружил десять огромных корабельных сундуков, которые были заполнены сокровищами, восемнадцать просмоленных бочек с золотым песком и самородками, равно как и огромный золотой диск с изображением еретического гелиобожества, усеянный отборными изумрудами и рубинами. И все эти сокровища принадлежали только одному человеку – мне!
Но в отличие от Уго я и не помышлял о собственном обогащении, я оповестил архиепископа, и его солдаты под моим неусыпным контролем вывезли сокровища из пещеры. Мой монастырь получил долю от золота Уго, и оно нашло нужное применение.
Шли годы, я старел, время менялось, меняя и нас. И я, раньше уверенный в том, что совершил правильный поступок, предав Уго мучительной смерти, постепенно приходил к мысли, что на самом деле я совершил не заслуживающее никакого прощения злодеяние.
Да, я предал, да, убил – но сделал это к славе Церкви и Господа! И все же я не могу утаить эти события и хочу, чтобы потомки знали о том, что произошло.
Давно уже нет Уго, кости его сгнили и рассыпались в прах в сырой земле, его дети, выросшие и возмужавшие, осели в Валло-дю-Крэ, у них самих есть чада, а у тех – свои… Они все любят меня, почитают и частенько навещают в монастыре. Они и не знают, что именно я являюсь виновником гибели их отца. Впрочем, они не любят говорить об Уго. Я – тоже.
Скоро, чувствую я, настанет моя пора предстать перед всемудрейшим Спасителем. Я не боюсь этого, так как готов отвечать за все свои прегрешения. Единственное, в чем я сомневаюсь, и это сомнение жжет мне душу холодным инфернальным пламенем, – правильно ли я сделал тогда, много десятилетий назад, когда обрек на смерть Уго? Но Господь простит этот грех, так как все золото было пущено на богоугодные деяния. И это служит мне оправданием моих действий.
Но сомнение все же остается. Сомнение – самый страшный грех христианина, который не имеет на него права. Ибо вера в Господа безгранична.
Время от времени я вспоминаю наше с Уго путешествие в Новый Свет. Меня до сих пор тревожат картины событий в запретном городе Эльдорадо…
О Господи, смилуйся, прошу Тебя, над моей грешной душой и помоги мне обрести покой и лишиться сомнений.
Amen!
Окончено: 18 июня года 1601-го от Рождества Христова в три часа пополуночи…»
Ирина отложила последний лист потрясшей ее исповеди отца Ансельма д'Эрбервиля. Теперь ей стало понятно, почему потомки Уго пытались скрыть истинный манускрипт всеми возможными способами. Ансельм пытался облечь в слова свой крик души…
– Мы подъезжаем к Лондону, – сказал Роберт, который, не отрываясь, наблюдал за Ириной. – Ну что, я смотрю, на вас произвело неизгладимое впечатление повествование достопочтенного настоятеля. Я уже имел возможность ознакомиться с его откровениями.
– Бедный Ансельм, – произнесла Ирина. – Как мне жаль его…
– Жаль – Ансельма? – изумился Роберт. – Отчего же, позвольте спросить? Он предал брата, обрек его на смерть, перебил почти всех дольмеков, именно по его приказу была уничтожена уникальная библиотека индейцев, и вам жаль этого ханжу?
Ирина покачала головой:
– Он вовсе не ханжа, более того, он искренне и истово верил, однако, как и всякий человек, был не застрахован от ошибок.
Поезд тем временем замедлял ход, мелькали огни британской столицы. Ирина потянулась и ощутила усталость. За эту ночь произошло так много всего – события в библиотеке монастыря, смерть Ярослава Мефодьевича, ее бегство. И летопись Ансельма.
– Ансельм Ансельмом, – сказал Роберт, – но мне необходимо получить оригинал рукописи, который находится теперь в руках… В неизвестно чьих руках!
– Зачем вам… тебе оригинал? – спросила Ирина. – Разве в нем есть что-то, чего нет в этом переложении?
– Да, есть, – произнес Роберт. – Рисунки, которые выполнил Ансельм. Отец Жером, который перекладывал летопись на современный французский, не имеет таланта рисования. Поэтому он и не воспроизвел зарисовки, сделанные Ансельмом на обратной стороне каждого из листов манускрипта. Я же, дурак, не сделал копий, так как рассчитывал, что рукопись будет в моем распоряжении.
– И чем ценны эти рисунки? – спросила Ирина, но ответа не получила, так как приятный голос сначала по-французски, а затем по-английски объявил, что через несколько минут поезд прибудет в Лондон.
Они вышли на платформу вокзала Ватерлоо. Было раннее утро, пассажиров не очень много. Ирина подумала – и что дальше? Она приехала в английскую столицу, сбежав из Парижа. А ведь, судя по всему, ее личностью интересуется полиция.
– У меня есть небольшая квартирка в Лондоне, – сказал Роберт. – Думаю, сейчас самое время немного отдохнуть. По крайней мере тебе.
Они взяли такси, которое доставило их к «небольшой квартирке» Роберта. Так он именовал четырехкомнатные апартаменты в престижном районе Лондона. Обстановка поражала великолепием и роскошью.
– И ты все это украл? – спросила Ирина, после того как Роберт, открыв хитрую и сложную систему замков, пропустил ее в квартиру.
– Что-то украл, а что-то заработал, – ответил Роберт. – Я же говорил тебе, что в то время, когда не занят грабежами, веду вполне обыденную и даже скучную жизнь.
– И зачем ты этим занимаешься? – спросила Ирина, но не получила ответа. Она заметила, что Роберт иногда игнорирует ее интерес к собственной персоне. И вообще, как-то странно получается, почему он предложил ей помощь? Она ему понравилась, ему стало ее жалко? Но это вовсе не причина для того, чтобы брать ее с собой в Лондон.
– Ты можешь уйти в любой момент, – заявил Роберт. – Я тебя не удерживаю, но, зная полицию, могу сказать, что сегодня в газетах ты прочтешь о себе очень много занятного. Ты, кажется, хотела связаться с некой подругой в Лондоне. Что ж, попробуй.