Крещинский расхохотался и снова ринулся на нее. Он обхватил ее и поцеловал. Полине внезапно стало противно – Платон внушал ей отвращение, его руки внушали ей отвращение, его губы... Крещинский потянул ее к дивану, толкнул Полину, она упала на мягкую пружинистую поверхность. Он залез ей под платье, Полина попыталась отбиваться. Крещинский стал судорожно скидывать френч.
– Ты будешь моей, – все больше распаляясь, словно в бреду, говорил он. – Наконец-то! Я так давно хотел этого, Полина! Мы поженимся! Ты должна выйти за меня, я сумею оформить развод с твоим несчастным Славко в течение десяти минут. Ты станешь моей супругой, о Славко все забудут, я усыновлю Володю! О, у нас все будет как нельзя лучше!
Он практически содрал с Полины платье, его губы впились ей в грудь. Руки лезли все ниже и ниже. Платон навалился на Полину, он часто и тяжело дышал. Она ощутила его возбуждение. Полина ударила его в грудь, а затем и по лицу. Крещинский рассмеялся, затем скрутил ей руки и прошептал:
– Полина, сопротивляться бесполезно! Неужели ты думаешь, что я стал бы помогать жене врага народа, если бы... Если бы не хотел овладеть ее телом? Ты сводишь меня с ума, Полина! Ты такая красивая, такая недоступная. И теперь ты станешь только моей!
Он приспустил штаны. Полина старалась сбросить Платона с себя, но он был намного тяжелее, чем она. Он впился ей в губы слюнявым поцелуем. Позади них раздался какой-то шум, затем прозвучал голос Володи:
– Мама! Дядя Платон! Что вы делаете?
Крещинский от неожиданности отпрянул от Полины, та подскочила с дивана. Володя, потирая руками заспанные глаза, стоял в дверях.
– Мне приснился кошмар, – сказал он, едва не плача. Полина натянула платье, практическое сорванное с нее Платоном. Она подошла к Володе и прижала его к себе. Крещинский грубо заявил:
– Владимир, ты уже большой, отправляйся к себе в комнату! Ну, немедленно, щенок!
Полина схватила сына за руку и выволокла его в коридор. Она надела пальто, бросила Володе полушубок, который мальчик послушно натянул.
– Ты что, хочешь бежать? – Платон с оголенной волосатой грудью и в приспущенных кальсонах появился в коридоре. – Дура, что ты делаешь? Тебе надо только лечь под меня, чтобы все было в порядке, чтобы ты и твой сученыш снова вернулись к нормальной жизни.
Смешон и страшен был он в своем гневе. Полина распахнула дверь, вытолкнула ничего не понимающего Володю в общий коридор и сказала Платону на прощание:
– Я думала, что ты хочешь помочь нам, Платон, а на самом деле ты желаешь заполучить меня. Мне жаль тебя! Учти – я люблю Славко, и ни за что не разведусь с ним, и тем более не стану твоей женой!
Не дожидаясь лифта, они спустились по лестнице. Полина слышала сверху дикий крик Платона:
– Полина, вернись! У тебя нет будущего, тебя арестуют! Вернись же...
Володя не задал ни единого вопроса, словно понимая, что произошло. Полина вернулась с сыном к своей старой квартире. Вахтер сначала не хотел пускать их в подъезд.
– Вы здесь больше не живете. – Он преградил путь Полине и Володе. Полина изо всех сил толкнула его, ошеломленный старик позволил им пройти к лестнице. Дверь глазела на бывших хозяев круглыми сургучными печатями. Полина, недолго думая, сорвала их.
– Это наш дом, и никто не имеет права выкидывать нас отсюда, – сказала она.
Квартира была пуста и мрачна, как бывает пусто и мрачно кладбище в сумрачную погоду. В ней царил кавардак после обыска, под ногами скрипело битое стекло. Полина опустилась на колени.
«Десять дней, которые потрясли мир» – любимая книга Славко, его белая рубашка, смятая теперь в грязный ком, золотые запонки... Все напоминало ей о муже. Она заплакала, хотя знала, что делать этого при сыне нельзя. Володя подошел к Полине и, хлюпая носом, сказал:
– Мамочка, не плачь, прошу тебя! Наш папа вернется, ведь так? Он не может быть врагом народа...
Они легли на диване в гостиной, Полина прижала к себе сына. Свет она выключила, но заснуть так и не смогла. Она вздрагивала от каждого шороха за дверью и каждый раз, когда скрипучая кабина лифта проезжала их этаж, была уверена, что они вернулись – на этот раз за ней.
Но никто не вернулся, она забылась тяжелым пьянящим сном только под утро. Проснулась она от звонка телефона. Кто может звонить ей?
Полина осторожно сняла трубку и услышала лающий отрывистый голос:
– Следователь Иванченко, Генеральная прокуратура! Гражданка Трбоевич? Вам надлежит явиться сегодня к двенадцати часам ко мне! Неявка будет рассматриваться как препятствие осуществлению правосудия. Вам ясно?
Не дождавшись ответа, следователь отключился, заугукали отрывистые гудки, похожие на чей-то издевательский смех. Ее приглашают в Генеральную прокуратуру. Но для чего? Чтобы... Чтобы там же и арестовать? Или чтобы заставить ее дать показания против Славко?
Полина взглянула на часы. Было половина одиннадцатого. Она метнулась в ванную. Из большого зеркала на нее смотрела отчаявшаяся постаревшая женщина, которая боялась всех и вся.
Они забрали у нее Славко, они могут забрать у нее Володю и даже ее собственную свободу и жизнь. Но одного они не заберут у нее – надежды! Полина быстро приняла ледяной душ, затем выбрала строгое платье, волосы собрала в пучок.
– Владимир, – сказала она сыну, – ты останешься здесь. Обещай мне, что не будешь никому открывать и вообще подходить к двери. Я обязательно вернусь, мой хороший!
Она поцеловала ребенка, думая о том, что же с ним будет, если ее арестуют прямо в здании Генеральной прокуратуры. Внезапно она вспомнила фразу, которая не давала ей покоя уже многие годы.
Теряя, мы обретаем... Нет, это не так! Как можно обрести что-то, потеряв любимого и дорогого человека? И к чему она вспомнила предсказание сумасшедшего цыгана? Боже, это было так давно, как будто в другой жизни...
Полина вышла на улицу, стояла неуютная февральская погода. По улицам спешили прохожие, ездили автомобили, работали учреждения и магазины. Горе случилось у нее, ее привычный мирок рухнул – все остальные жили, как и раньше.
Полина спустилась в метро, проехала в громыхающем вагоне несколько остановок. Ей пора выходить! Она боялась, хотя и старалась внушить себе, что бояться нечего. Когда-то она пыталась решить все проблемы, забравшись на Эйфелеву башню в желании спрыгнуть вниз. Нет, она не сможет оставить Володю одного, даже если... Даже если Славко будет осужден.
Полина медленно подошла к мрачно-величественному зданию Генеральной прокуратуры СССР. Сколько раз она проходила или проезжала мимо него, и ей никогда не приходила в голову мысль, что самой придется очутиться здесь. Прохожие, казалось, поднимали воротники пальто, отворачивались и старались побыстрее пройти мимо этой резиденции «элиты советского правосудия».