Дима затаился. Он понимал: или новый курс с треском провалится, или рухнет вся система. Оказаться погребенным под ее обломками Черноусов никак не желал. Он использовал все личные связи, для того чтобы оказаться в числе учредителей первых кооперативов. Ему нравилось то, что власть теперь официально разрешала своим представителям делать деньги. Люди из Комитета о своих никогда не забывали, всего за пару лет Дима оказался богат, причем богат не только по советским, но и по западным меркам. Эпоха тотального дефицита поощряла торговлю. Дима занимался и этим тоже, приглядываясь к убыточным предприятиям. О частной собственности речь пока не шла, но Дмитрий тихо и без спешки наводил мосты. Колосс системы раскачивался из стороны в сторону, достаточно было легкого дуновения – и советскому режиму пришел бы конец.
Дмитрий был в курсе слухов о готовящемся дворцовом перевороте. Он даже боялся, что Горбачев и особенно его экономическая политика уйдут в небытие. Если к власти придет «железная рука», то не будет возможности для наращивания капитала. Жизнь на широкую ногу, иномарки, костюмы из Англии, драгоценности для Веры и элитные игрушки для Пашки – все это давно стало неотъемлемым атрибутом жизни Черноусова. Он щедро делился со своими покровителями, а те следили, чтобы никто не мешал его бизнесу.
Путч провалился, Горбачев ушел в отставку, настала эпоха накопления капитала. Дима в отличие от многих никогда не афишировал себя. Лучше находиться в тени и спокойно зарабатывать, чем ударяться в политику. Тем не менее он знал все ходы и выходы, делал эксклюзивные подарки, переводил на зарубежные счета нужным людям энные суммы в долларах, на многочисленных презентациях льстиво говорил комплименты и расточал улыбки.
Он был рад, что Вера оказалась великолепной женой. Она не пила, не ходила на сторону, не устраивала истерик, одевалась всегда дорого, но скромно и, что было редкостью, со вкусом. Когда Дмитрий стал учредителем одного из банков, она сумела на безукоризненном немецком вести беседу об истории строительства Кельнского собора с супругой германского инвестора. С ней было не стыдно выйти в свет, бриллианты в ее темных волосах всегда смотрелись, как на прирожденной аристократке, а соболя оттеняли матовую кожу. Временами Дима думал, глядя на Веру, что ему сказочно повезло с ней. Будь у него в женах вульгарная крикливая блондинка, не умеющая связать двух слов и по-русски, не говоря об английском, вряд ли бы он стал тем Черноусовым, которым был.
К середине девяностых годов его капитал давно исчислялся в десятках миллионов долларов, впрочем, об истинном положении вещей знали только он сам и его главный бухгалтер, пронырливый Мойша Исаакович.
Именно в эти дни у Дмитрия, который был вполне доволен жизнью, состоялся разговор с одним незаметным чиновником из администрации президента. Чиновник этот был мало известен широкой публике, в телепередачах не мелькал, интервью не давал, вел скромный образ жизни и даже отдыхал летом в Сочи. Вместе с президентом. Но от его мнения зависело очень многое, говорили, что практически все. Человек, понравившийся ему, сиял на политическом небосклоне, как сверхновая звезда, а впавшие в немилость, подобно болиду, сгорали в мгновение ока в плотных слоях политической атмосферы.
– Дмитрий Николаевич, – завел он беседу, пригласив Черноусова к себе на дачу. Стояло лето, они прогуливались по дорожке среди высоченных сосен. – Я знаю вас как человека умного. У меня есть к вам предложение. Президент собирается на второй срок, ему требуются деньги…
Намека было достаточно. Черноусов заверил чиновника, что деньги – это не проблема.
– О, Дмитрий Николаевич, что касается денег на личные потребности, то их в государственном бюджете, несмотря на инфляцию и войну в Чечне, хватает. Мне нужно от вас другое. Вы владеете пакетами акций нескольких телеканалов и крупных радиостанций. А они не всегда правильно освещают политику президента и правительства. Критика стимулирует развитие, но в период предвыборной кампании она опасна. Как для нас, так и для вас, Дмитрий Николаевич.
Они остановились около грядки с еще зелеными помидорами. Чиновник, умиляясь, рассказал, что его супруга самолично выращивает томаты, пропалывает их и делает на зиму чудесные заготовки.
– К сожалению, не могу угостить вас, последние банки я вчера передал президенту, ему нравится, как готовит моя жена. Итак, вернемся к делу. Пусть ваши журналисты сбавят обороты, не нужно кричать о наших неудачах в Чечне, о нищете, невыплате зарплат и пенсий. Побольше критики коммунистов, побольше развлекательной музыки и красивых фильмов, поменьше аналитических программ. А за это…
За это Дмитрий получил возможность заняться приватизацией двух крупнейших алюминиевых заводов. Он давно присматривался к ним, но их последний хозяин был слишком близок к Кремлю, чтобы объявлять ему войну. Дмитрий давно перешел с торговли заморскими продуктами и порнокассетами на банки, золотодобывающие фабрики, цветную металлургию и алмазы.
Дима согласился со всеми условиями. Под конец общения с «серым кардиналом» он преподнес тому небольшую коробочку из черного сафьяна.
– Для вашей хозяйственной супруги, если разрешите, – сказал он.
Чиновник милостиво взглянул на массивное платиновое кольцо с огромным изумрудом.
– У вас безупречный вкус, Дмитрий Николаевич. Она, как и все женщины, любит подобные безделушки. Увы, моя зарплата скромного государственного служащего не в состоянии обеспечить все ее прихоти. Изумруд – ее любимый камень. Я не забуду вашей щедрости. И президент тоже.
Ради последней фразы и затевался весь разговор. Дмитрий через неделю, когда критика подведомственных ему СМИ в адрес президента смолкла, перекупил контрольные пакеты акций алюминиевых гигантов. Президент действительно не забыл Черноусова, даже прислал ему приглашение на инаугурацию, а потом долго жал руку и хлопал по плечу. Скромный чиновник стоял рядом и мягко аплодировал, глядя на сияющего шефа.
Активы приобретенных Дмитрием за смехотворные деньги заводов оценивались в пять с половиной миллиардов долларов, чистая прибыль каждый год – около двухсот пятидесяти миллионов.
Черноусовы отстроили огромный загородный дом, подобие тех вилл, которые раньше можно было увидеть только в заграничных кинолентах. Квартира в центре Москвы, офис, бронированные джипы, неотступно следующие за «Мерседесом» с хозяином. Дмитрий со все возрастающим интересом наблюдал за тем, как люди начинают перед ним заискивать. Ему это нравилось. Он не был жадным, жертвовал крупные суммы на благотворительность, поддерживал детские дома и платил стипендии особо одаренным ребятам из малообеспеченных семей. Делал он это не по велению души, а ради имиджа. Он никогда не появлялся на экране телевизора. Его знал узкий круг политиков и бизнесменов. Народу он тоже был неизвестен. Дмитрий рассчитал все верно: когда настала его очередь идти в большую политику, он был новым, ничем себя в глазах общественности не дискредитировавшим человеком.
Он прекрасно понимал, что капитал в России никогда не был магнитом для избирателей. И даже его широко освещаемая в подконтрольных средствах массовой информации благотворительная программа выглядела как попытка рекламы, не более. Поистине неоценимую помощь ему оказала Вера.