– Стоять! – раздался крик сверху, и в люке появилась физиономия нашего преследователя.
Маша крикнула ему:
– Там, около люка, я бросила последний алмаз! Самый большой!
Затем потянула меня куда-то в подземный лабиринт. Я полностью доверилась Маше, все же то и дело оглядываясь и желая запомнить путь. Повороты, кирпичные арки, бетонные стены... У меня очень скоро закружилась голова, впрочем, скорее всего, от миазмов, обволакивавших, словно кокон.
И вот мы оказались в просторном подземном зале, за стенами которого шумело что-то мощное – наверняка канализационная Ниагара. Я, переводя дух, спросила у Маши:
– И как нам отсюда выбраться?
– Не знаю, теть Кать, – ответила с обезоруживающей честностью Маша. – Но ты не бойся, тут мы не пропадем. Как-то мы с ребятами около двух недель жили под землей, и ничего. Главное, что теперь нас никто не преследует!
Так мы и оказались в подземном лабиринте. Попасть в него было легко, а вот выбраться... Много раз я радостно кричала, устремляясь к металлическим лестницам, которые вели на поверхность, но каждый раз убеждалась, что люки наглухо задраены. Никто не слышал моих криков, а если и слышал, то не спешил прийти на помощь. Да и я сама, если бы услышала вопли из-под земли, особенно ночью, ни за что бы не стала вызволять пленника канализации.
Маша же отнеслась к нашему заточению с неподдельной радостью. Я плелась за девочкой, проклиная всех и вся.
– Теть Кать, а ведь могло быть иначе, и мы сейчас не по канализации блуждали бы, а находились в руках Золотой Антилопы, – здраво рассудила Маша.
И мне пришлось признать ее правоту. Уж лучше находиться в канализационном коллекторе, чем в резиденции Роксаны Петрухиной!
Голод давал о себе знать, да и пить тоже хотелось. Воды вокруг было бери – не хочу, но не утолять же жажду канализационными стоками… А по поводу еды Маша сообщила:
– Мы и крысами питались... А что, когда их поджаришь, то они очень даже вкусные, хрустящие такие, особенно лапки...
Я дала себе зарок, что крыс есть не буду. Но ведь может произойти и по-другому – наоборот, крысы съедят нас! Мне вспомнились страшилки из бульварной прессы: крысы-мутанты в московской канализации. А также сюжеты разнообразных фильмов ужасов – монстры, призраки, чудовища, крокодилы, инопланетяне или черти, обитающие в подземном городе, который, по слухам, намного больше города надземного.
Мы угодили в один из сравнительно сухих коридоров, и я наткнулась на огарки свечей и даже на функционирующую зажигалку. Но рисунки, которые я увидела на стенах, меня не вдохновили: пентаграммы с козлиными мордами, перечеркнутые кресты, длинные латинские выражения, начертанные то ли бордовой краской, то ли кровью…
– Сатанисты, – заявила уверенно Маша. – В основном, они сравнительно безобидные, ищут драйв и кайф, но среди них есть и чокнутые. Когда мы в Питере были, то они маленького Санька украли. Наверное, в жертву темным силам его принесли...
От таких разговоров мне сделалось очень и очень неуютно. Час от часу не легче: удирали от Золотой Антилопы, а угодили в прибежище поклонников князя тьмы! Я, впившись Маше в руку, вскрикнула:
– Голоса! Это они! Сатанисты!
Но всего-навсего разыгралось мое воображение. Мы побыстрее покинули страшный коридор, прихватив с собой, впрочем, остатки свечей. Сколько времени мы провели, блуждая по подземелью, я не могла сказать. В одном из помещений наткнулись на торчавший из стены кран, который совместными усилиями открутили – оттуда потекла тонкой струйкой ржавая вода. Зажмурившись, я стала ловить ее губами, предпочитая не думать о том, что могу подцепить дизентерию, холеру или чуму.
Единственными нашими спутниками были крысы, которые нас совершенно не боялись, что было страшнее всего. Потому что именно хвостатые пищащие создания были хозяевами подземной Москвы.
Силы наши были истощены, ужасно хотелось есть, а на ногах образовались мозоли. Я бы даже не отказалась встретить парочку сатанистов – убедила бы их в два счета, что мы дети преисподней, исторгнутые из чрева ада и получившие от рогатого задание подняться на поверхность, дабы устроить Апокалипсис.
– А как вы крыс ловили? – поинтересовалась я у Маши, потому что теперь мысль перекусить жареным грызуном показалась мне не такой уж и неприемлемой.
– Силки на них ставили, – пояснила девочка. – А Гошка, тот, что с бельмом, умел их руками голыми ловить. Хвать крысу – и, еще до того, как она его тяпнуть успеет, хребет ей ломает! Потом Гошку машина сбила... Крутая тачка... Он хотел стекла почистить на светофоре, денег заработать, а водитель дал газ... Мы потом того урода долго искали, хотели за Гошку отомстить...
Я прижала к себе Машу и подумала о том, что ей в свои десять лет пришлось пережить гораздо больше, чем мне в мои двадцать восемь. Ну, в тридцать… Так и быть, почти в тридцать три…
Наконец мы отыскали небольшую комнатку – или большую нишу – в стене, за которой грохотал метрополитен. Уже много раз мы слышали спасительный рев и стук, однако как перебраться из канализации в туннель метро? Я бы стену разломала, только сил не было. Да и не голыми же руками долбить дыру! Попадались (правда, редко) зарешеченные проходы и даже железные двери, но все они были заперты, перевиты цепями и увенчаны большими замками. Долго мы стояли около одной из решеток, сквозь которую были видны проносящиеся вдалеке светящиеся вагоны, забитые людьми. Мы и кричали, и свистели, и руками махали – все без толку. Никто нас в кромешной темноте канализационного царства не увидел, никто не пришел нам на помощь...
Той комнатке, как поняла я, надлежало стать нашим последним пристанищем. Эта мысль меня не пугала: не то чтобы я смирилась со смертью (умирать все равно когда-то придется, не в том дело), но ощутила странное безразличие. То ли голод был тому виной, то ли усталость, то ли испарения, которыми мы надышались.
В нашей конуре обнаружилось даже изъеденное одеяльце – значит, тут кто-то был до нас и, по всей вероятности, нашел выход. Но нам было уже все равно. Ноги болели, голова гудела, живот резало, а глаза слипались…
Я прислонилась к стене, Маша положила мне голову на плечо и прижалась своим горячим тельцем. Мы завернулись в одеяльце и стали ждать. Я знала, что спать нельзя. Сон – это смерть. Или смерть – это всего лишь сон? Сон, за которым следует пробуждение в другой ипостаси, в другом теле и на другой планете? А что если в новой жизни я стану крысой, шмыгающей по канализации и однажды съеденной несчастными ребятками, подобными Маше? Что же, здраво рассудила я, по крайней мере так я принесу хоть какую-то пользу, потому что в своей нынешней жизни, в которой я звалась Катей Саматохой, никакой пользы фактом своего существования я пока никому не принесла.
– Теть Кать, а можно мне теперь снова звать тебя мамой? – задала вопрос Маша.
– Можно, Машенька, – ответила я, перебирая ее грязные, слипшиеся волосики. – Теперь все можно!