– Да или нет, доктор? Мы ждем! – буквально пропела Амелия и уставилась на Стеллу фиалковыми глазами.
Молодая женщина на свидетельском месте замерла в растерянности. Произнесенное ею сейчас «да» будет означать конец карьеры Феликса и, вероятнее всего, ее собственной. И, что хуже всего, Вацлаву Черту удастся внести сумятицу в умы, перетянуть на свою сторону общественное мнение и представить себя жертвой юридического произвола. «Нет» же равносильно самоубийству: отрицать очевидное бессмысленно.
Вацлав Черт, ухмыляясь, нагло уставился на Стеллу. Его тонкие губы зашевелились, и доктор Конвей уловила смысл его беззвучной фразы: «Ты скоро станешь моей!»
– Так в чем же дело, отчего вы молчите? – вопрос Амелии вернул Стеллу к действительности. Следом и судья произнес строго:
– Свидетель, потрудитесь немедленно дать ответ на поставленный вопрос! Напоминаю вам, что вы поклялись говорить правду, только правду и ничего, кроме правды!
Феликс Дарбич, откинувшись на спинку стула, все еще теребил галстук. Лицо заместителя прокурора столицы приняло пепельный оттенок, руки предательски дрожали. Стелла подумала о том, что честолюбивым мечтам Феликса пришел конец. Они ведь и поссорились-то из-за того, что тот откровенно заявил – развестись с женой он не может, хотя ее и не любит, поскольку развод означал бы для него отказ от продвижения по службе.
– Да, – выдавила из себя, уставившись в пол, Стелла.
Амелия Гольдман, сияя, воскликнула:
– Доктор Конвей, а не могли бы вы громко и четко повторить то, что произнесли? Боюсь, ваш придушенный голос доносится не до всех присутствующих в зале!
Она не только хотела разрушить ее карьеру и вывести из игры как чрезвычайно опасного для своего клиента свидетеля, но и растоптать. Однако ответа не избежать… Стелла подняла взгляд и, уставившись в лицо адвокатше, отчеканила:
– Да, вы правы. Феликс Дарбич и я были любовниками.
– У защиты более вопросов нет! – бросила, отвернувшись, Амелия.
Зал гудел, судья потирал виски, Феликс в оцепенении сидел, механически, сам того не замечая, играя карандашом.
– На основании вскрывшихся фактов, ваша честь, – произнесла Амелия Гольдман, – в частности, того, что заместитель прокурора Дарбич и свидетельница обвинения доктор Конвей состояли в любовной связи, обладая, следовательно, возможностью для сговора и подтасовки улик, я требую объявить процесс недействительным! Прошу отправить дело на дорасследование, исключив из него все имеющиеся улики, ибо они могли быть фальсифицированы обвинением и так называемыми экспертами. Мой клиент Вацлав Черт стал жертвой беззакония, поэтому прошу заменить заключение под стражей – ведь ордер на арест базируется на косвенных доказательствах, к тому же, вполне вероятно, подтасованных прокуратурой! – на подписку о невыезде.
Каждое слово Амелии отдавалось звоном в ушах Стеллы. Минуту назад она собственноручно подписала смертный приговор, причем не только себе, но и Феликсу.
Судья, взывая к тишине, отчаянно заколотил молоточком. Когда волнение в зале улеглось, он объявил:
– Ходатайство защиты удовлетворяется по всем пунктам. Закон полностью на стороне защиты. Процесс признается недействительным, жюри присяжных заседателей распускается. Заместитель прокурора Экареста Дарбич отстраняется от участия в следующем процессе, если до оного вообще дойдет дело. Улики, фигурирующие в деле по обвинению Вацлава Черта в двадцати восьми убийствах, изымаются из дела. Ордер на арест признается недействительным. Обвиняемый освобождается из-под стражи в зале суда – без подписки о невыезде. Желаю всем отличного дня!
Судья, с гневом поднявшись, покинул зал заседания через дверь, располагавшуюся у него за спиной. Журналисты атаковали Феликса, который, прокладывая себе путь через толпу, отвечал на все вопросы хриплым голосом одно и то же: «Без комментариев!»
Судебные приставы оттеснили журналистов, публика начала покидать зал. К Стелле подошел раскрасневшийся мужчина, сопровождаемый всхлипывающей дамой. Размахивая кулаками перед лицом доктора Конвей, мужчина заорал, брызжа слюной:
– Ты, шлюха, все испортила! Нашу единственную дочь убил этот негодяй, а из-за того, что ты трахалась с прокурором, его отпустили на свободу!
К мужчине, отцу одной из жертв, подоспели охранники. Его жена, вытирая слезы, произнесла:
– Желаю вам тысячу несчастий, доктор! Пускай же вы помучаетесь так, как мучилась моя дочурка!
Стелла опустила взгляд. Что она могла ответить на упреки, совершенно справедливые, со стороны родителей жертвы? Сказать, что ей ужасно жаль и она раскаивается в произошедшем?
Амелия Гольдман, собирая бумаги со стола, давала наставления Вацлаву Черту:
– Сейчас у нас пресс-конференция, говорить буду только я. Вы запомнили? Ни на один из вопросов не отвечайте!
Черт кивал, но его взгляд был устремлен на Стеллу. Он поднялся и сделал несколько шагов по направлению к доктору Конвей. Адвокатша предостерегающе окликнула его:
– Господин Черт, вам не стоит говорить с ней, это может негативно сказаться…
Вацлав Черт, не слушая, приблизился к Стелле, и она уловила тот самый аромат дорогой туалетной воды, что доводил ее до дурноты почти десять месяцев. Черт, уставившись в лицо Стелле, прошептал:
– Спасибо! Ты здорово выручила меня. Думаешь, откуда взялись фотографии? Я же их и сделал – до того, как напасть на тебя в январе, следил за тобой пару недель, выведывал твой график.
Стелла отпрянула, узкая бледная ладонь Черта с длинными, покрытыми редкими золотистыми волосками узловатыми пальцами и с острыми ногтями, дотронулась до запястья Стеллы. Доктор Конвей вздрогнула, как будто ее пронзил электрический разряд.
Серые глаза Черта сузились, превратившись в две щелочки, крылья носа затрепетали, он с шумом втянул воздух и облизал губы кончиком языка.
– Я схожу по тебе с ума, – произнес его и провел ногтем большого пальца по запястью Стеллы. – А что касается исчезновения шрама… спасибо современной пластической хирургии – при помощи лазера можно удалить и не такое. Но сделал я это за границей, так что ничего не докажешь. Нам ведь было так хорошо вместе! Но я так и не успел распробовать тебя!
Вацлава Черта позвала Амелия. Он досадливо дернул плечом и сказал:
– Адвокатша мне ужасно надоела, болтлива, как сорока, и нудна до опупения. Думаю, настало время пришить и ее. Она сделала свое дело – я на свободе! А знаешь, что будет потом? – Губы Черты дрогнули в ухмылке, Стелла увидела его острые, мелкие, ослепительно белые зубы. – А потом я убью тебя, Стелла! – прошептал он. – Я же сказал тебе сегодня: «Скоро ты станешь моей». Я видел, ты прочла это по моим губам. Очень скоро! Очень!
Его рука, как змея, промелькнула в воздухе, Черт отвернулся и пошел небрежной походкой к Амелии. Стелла, набрав в легкие воздуха, крикнула:
– Госпожа Гольдман, берегитесь, он только что сказал, что собирается убить вас! А затем и меня!