Ирина, находившаяся тут же, шепнула снохе на ухо:
– Наташа, прошу тебя, не надо! Ты же сама понимаешь… в таких случаях необходимо… Да и нам поможет, чтобы прижать к ногтю мерзавца Набоку…
– Что? – спросила глухо Наталья, думая о своем и не понимая, о чем речь. Что там за шнур? Он ведь мешает Стасику! Пусть ее сынок мертв, но все равно, он не должен так выглядеть.
– Наташа, я веду речь о вскрытии. Его избежать не удалось. Поэтому не трогай клеенку. Пусть Стасик останется в твоей памяти таким, каким был при жизни!
Вскрытие? Какое вскрытие? О чем говорит Ирина? И вдруг Наталья поняла, что означает короткое, но такое страшное предложение: Стасик мертв. Ее сына перевезли из операционной сюда, в подвал. И разрезали его, выпотрошили ее мальчика, превратили его в мумию!
Наталья дотронулась до нежного ушка сыночка. Потом склонилась над столом – и ощутила резкий запах каких-то препаратов, которыми был пропитан воздух морга. А затем резким движением сорвала клеенку.
То, что предстало ее глазам, было хуже любого ночного кошмара. Они использовали ее сыночка как подопытного кролика! Ему сделали больно! Они убили его!
Наташа отчаянно закричала, оседая на пол. Ирина бросилась к ней, прижимая к себе, гладя по спине, успокаивая. Даже флегматичный патологоанатом поежился и попытался врывать у женщины из рук клеенку. Ничего не вышло.
Да, Стасик мертв. Приговор жестокий и окончательный. И обжалованию не подлежащий. И она сама убедилась в этом только что!
Патологоанатом сунул Наталье под нос склянку с нашатырем. Та замотала головой и выпустила наконец клеенку. Толстяк подхватил ее и накрыл тело Стасика.
Женщина повернула голову – и заметила на соседнем столе нечто черно-красное, похожее на огромную половинку грецкого ореха. Это был череп со снятой верхушкой! Поддерживаемая Ириной, Наташа поднялась и заявила неожиданно твердым голосом:
– Я требую, чтобы вы это прекратили! Я не хочу, чтобы вы… чтобы вы резали моего сына! Но вы уже сделали это! Не трогайте хотя бы его голову…
Еще до того, как патологоанатом что-то ответил, Наталья ощутила дурноту и потеряла сознание.
За тот короткий промежуток, пока ее перенесли на кушетку в комнатке патологоанатома, примыкавшей к моргу, Наталье привиделся сон. Она не помнила мотива, не помнила действующих лиц. Осталось только ощущение – неприятное, клокочущее, окончательное.
В себя Наталья пришла от того, что кто-то хлестал ее по щекам. Ирина прикрикнула на толстого патологоанатома, чтобы тот прекратил. Тут в каморку кто-то заглянул, и патологоанатом, даже не извиняясь, попросту исчез.
– Наташа, ну зачем ты так поступила? – укоризненно покачала головой Ирина. – Ты теперь навсегда запомнишь Стасика таким.
Странно, но Ирина ошибалась. Наталья не помнила ничего из того страшного и очень, очень неприятного, что видела несколько минут назад.
– Я хочу побыть со Стасиком наедине… – произнесла, вернее, прошептала она, предпринимая попытку подняться с продавленной кушетки.
Ирина остановила ее.
– Нет, ничего такого я тебе, конечно же, в твоем нынешнем состоянии не позволю! И потом тоже! Я сама обо всем позабочусь!
Наталья хотела возразить, крикнуть Ирине в лицо, что та всего лишь тетка, не более чем крестная, что у нее нет никаких прав на Стасика. Однако сообразила: так она до глубины души оскорбит золовку. И промолчала.
– Я приложу все усилия и добьюсь, чтобы Стасика не уродовали. Однако не забывай, Наташа: нам предстоит охота на его убийцу. И здесь важна каждая мелочь. А заключение судмедэксперта, конечно же, не мелочь! Потому что Набока нанял Генриха Минца, наймет и подкупит еще десяток, а если понадобится, и сотню человек. И все для того, лишь бы представить виновником ДТП Рому.
Ирина говорила и говорила что-то еще, увещевая Наталью, а та смотрела в противоположную стену. Дверь, как же ей найти дверь? Хотя, похоже, видения функционируют по своим собственным, странным законам. И если она будет искать дверь, то точно никогда не наткнется на нее. Дверь сама найдет ее. Дверь. ДВЕРЬ!
– Что ты сказала? – Ирина остановилась на полуслове. – Какая дверь? Наташа, что ты имеешь в виду?
Наталья мотнула головой, и Ирина продолжила:
– Причем, как уже смогли выяснить сотрудники моей фирмы, это далеко не первое ДТП с участием «Мерседеса» Набоки. В первую очередь надо узнать, по какому такому праву на его автомобиле установлена «мигалка». Предполагаю, миллионер ее себе по линии министерства обороны пробил, потому что Набока там числится в каком-то якобы очень важном совете, хотя, не сомневаюсь, на заседаниях ни разу не бывал. Проблесковый маячок ему понадобился, чтобы разъезжать по столице, не обременяя себя соблюдением правил дорожного движения. Но ничего, мы выведем его на чистую воду! Слышишь, Наташа? Мои сотрудники делают все возможное. А я ради Стасика и Ромы сделаю и невозможное!
Наталья взглянула на золовку – та давно уже не плакала, слезы просохли. Перед ней стояла Ирина, которую она всегда знала: целеустремленная, неимоверно работоспособная и несгибаемая.
– Итак, мы должны понимать, Наташа, что за Набокой стоит миллиардный концерн. Еще бы, ведь он – основатель и бессменный президент «Русского Парацельса». А это – самое крупное на территории бывшего Союза фармацевтическое предприятие…
Ну конечно! Наталья вспомнила, где слышала эту фамилию – Виктор Набока. Как она могла его забыть? Фармацевтический олигарх, подмявший под себя большую часть медицинского бизнеса в России и ближнем зарубежье! Как-то, пару лет назад, на одном приеме Наталья столкнулась с ним. Крайне неприятный субъект. Хотя ужасно богатый. А смешнее всего то, что она знала его и раньше, еще в советские времена, в последний год существования «красной империи». Хотя что значит – знала? Так, мимолетная и весьма забавная сцена в гостях у одной из тогдашних подруг. Наталья как раз поступила в медицинский, училась на первом курсе, сдала уже первую сессию, но была совсем еще «зеленой».
Тогда отмечали Восьмое марта. Собрались не только свои, но и множество знакомых знакомых, друзей друзей и родственников родственников. Наталья приехала в Москву из Твери, связями и контактами обзавестись не успела, жила в общежитии, делила комнату еще с двумя студентками. А тут такое – ее позвали отмечать Международный женский день в «министерскую» высотку, располагавшуюся на Котельнической набережной!
Сейчас она уже и не помнила, кому именно принадлежала квартира изначально – не то маршалу авиации, не то адмиралу флота. Короче – герою сражений и легендарному воину. А заодно, как потом выяснилось, тот был любимым придворным шутом товарища Сталина – мужчина умел и анекдот скабрезный неподражаемо рассказать, и на руках пройтись, и затянуть на кремлевском банкете матерные частушки. Поэтому и получил все мыслимые и немыслимые награды, поэтому и пережил все партийные мясорубки и чистки, поэтому и скончался в своей постели от старческих хворей, вызванных постоянными излишествами, в приемлемом возрасте – неполных восемьдесят лет.