Альфред метнулся к ним и увидел, что на голубом платье растекается бордовое пятно. Джеральдина с шумом дышала, на ее губах пузырилась кровь. Альфред подхватил жену на руки, чувствуя, как кровь пропитывает и его одежду, ринулся с Джеральдиной, находившейся без сознания, на улицу, где один из слуг уже подготовил автомобиль. Они отправились в берлинскую клинику Шарите.
Альфред передал раненую жену на руки врачам и остался в коридоре – Джеральдину требовалось прооперировать, причем как можно быстрее. От успешного исхода операции зависела жизнь не только матери, но и еще не родившегося ребенка.
Последующие два часа были самыми страшными в жизни Альфреда. Он, вообще-то не веривший в бога, начал вдруг горячо молиться, прося всевышнего сохранить жизнь Джеральдины. Странно, но о ребенке он почти не вспоминал, почему-то не сомневаясь, что тот скончался. А по Берлину с зажженными факелами шествовали вереницы нацистов, ликовавших по поводу назначения их вождя рейхсканцлером, – зрелище было одновременно завораживающим и пугающим.
Наконец двери операционного отделения распахнулись, на пороге возникла массивная фигура старшего хирурга. Альфред кинулся к нему, желая знать, как состояние его жены.
– Нам удалось стабилизировать положение, – сообщил медик, – однако ее жизнь по-прежнему находится в опасности. Ближайшие два дня все решат. И поздравляю вас, герр Вайнгартен. Понимаю, сейчас не время для радости, но все же... Вы стали отцом прелестной девочки.
– А? Что? – произнес потрясенный Альфред. Весть о том, что он во второй раз стал отцом, оставила его безразличным, он даже не обратил на слова врача внимания, настолько мысли были заняты состоянием здоровья Джеральдины. – Так как она?
– Ваша дочь появилась на свет на седьмом месяце, однако она – очень здоровый ребенок, выстрелы не нанесли ей вреда, – пояснил врач. – Уверен, что девочка выкарабкается.
– Да я не о ребенке спрашиваю, а о Джеральдине! – в отчаянии воскликнул Альфред. – Как она?
Его допустили к кровати, на которой лежала его жена – она была так не похожа на саму себя! Лицо пепельного цвета, губы сиреневые... Альфред попытался прикоснуться к ней, но врач не разрешил.
– Мы делаем все, что можем, герр Вайнгартен, – ответил он. – Ваша жена была ранена дважды – одна пуля попала в легкое, другая угодила в голову. Второе ранение крайне серьезное, но мы не теряем надежды. Не желаете ли видеть свою дочку?
Альфред не желал. Ему не разрешили остаться около Джеральдины, поэтому он занял место за стеклянной перегородкой, прямо напротив кровати, на которой лежала жена. Приехавшая в спешке одна из сестер сообщила Альфреду, что София накануне сбежала из сумасшедшего дома, но теперь ее поймали и снова водворили под замок.
Врачи оказались правы – два последующих дня оказались решающими. Ранним утром первого февраля Альфреда сморил короткий сон. Придя в себя от голосов, он увидел врачей, суетившихся над Джеральдиной. А пятью минутами позже она умерла.
* * *
Альфред был оглушен этой вестью. Он провел несколько часов в палате с женой, держа ее за руку, и только когда медики настояли на том, чтобы он позволил им забрать тело, Альфред повиновался.
Он вернулся в опустевшей без жены особняк. Слуги уже привели в порядок зал для приемов, однако одно из зеркал было разбито пулей – третий выстрел Софии не достиг цели.
Альфред заперся в кабинете и никого не хотел видеть. Только после долгих уговоров впустил к себе старшую сестру. Та сказала ему:
– Ты должен смириться, Альфред.
– Я не хочу смириться со смертью Джеральдины! – выкрикнул Вайнгартен.
– На все воля божья! – заметила сестра, бывшая набожной особой.
– Я ненавижу бога! – заявил Альфред. – Если он существует и именно его волей была определена смерть Джеральдины, то его необходимо судить за преднамеренное убийство!
– Ты не в себе, Альфред, – посуровела сестра. – Уверена, очень скоро ты раскаешься в своих еретических словах. Ты должен с честью выдержать испытания, ниспосланные на тебя господом. И не забывай – у тебя двое детей!
– Двое детей? – тупо переспросил Альфред. Наконец, после нескольких мгновений мучительных раздумий, вспомнил, что, помимо Джошуа, имеется еще только что родившаяся девочка.
– И отчего она не умерла вместо Джеральдины? – спросил он у сестры.
Та была шокирована:
– Как ты можешь подобное говорить, Альфред! Она твоя дочь, и ты должен заботиться о крошке!
Но Альфред ничего не хотел слышать о дочери. После похорон Джеральдины (он запретил кому бы то ни было еще сопровождать катафалк на кладбище) Альфред тотчас отправился в банк, где принялся за работу. Возвращаясь поздно ночью домой, он заходил в спальню к сыну, где любовался на него спящего – Джошуа так походил на мать. О дочери он предпочитал не говорить и даже не думать. Видел ее всего один раз, мельком, в больнице, и она показалась ему самым уродливым и мерзким существом на свете. Альфред вбил себе в голову, что, если бы не ребенок, Джеральдина непременно выжила бы. И напрасно врачи и родственники пытались переубедить Вайнгартена, доказывая, что с такими серьезными ранениями, которые были нанесены Джеральдине, у нее почти не имелось шансов выкарабкаться.
Старшая сестра Альфреда, Эмма, взяла малышку к себе в дом и заботилась о племяннице как о собственной дочери. Альфред как-то заявил, что судьба дочери ему безразлична, и захотел даже отдать ее приемным родителям, но сестра воспротивилась этому.
Поглощенный своим горем, Альфред не обращал внимания на тревожные политические события: поджог рейхстага, принятие закона о неограниченных полномочиях нового правительства, главой которого был Гитлер, первоапрельский бойкот еврейских сограждан, первые погромы, запрещение профсоюзов и начало преследования «инородцев».
В начале 1934 года, когда минул год со дня смерти Джеральдины, Альфред второй раз в жизни увидел свою дочку, которую сестра, взявшая на себя функции воспитательницы, нарекла Верой. Девочка в отличие от старшего брата Джошуа была светлокожей, но с темными глазами и черными вьющимися волосами. Альфред под давлением сестры взял малышку на руки и, к своему удивлению, убедился в том, что ребенок вовсе не монстр и не чудовище, каким он представлял его себе.
– Вера – дочка Джеральдины, и если ты в самом деле любил покойную жену, то не имеешь права отрекаться от малышки, – сказала брату Эмма. – Она ведь ни в чем не виновата!
Слова сестры и встреча с дочкой несколько смягчили сердце Альфреда, и он предложил незамужней Эмме переехать к нему в особняк вместе с Верой, где бы она смогла заботиться как о племяннице, так и о племяннике.
Гитлер входил в силу – расчеты его некогда многочисленных врагов не оправдались, и все поняли, что недооценили привлекательную темную силу национал-социализма. После кончины в августе 1934 года дряхлого рейхспрезидента Пауля фон Гинденбурга Гитлер объявил о том, что будет совмещать посты главы правительства и главы государства. И ему никто не возразил: после «ночи длинных ножей», в ходе которой были ликвидированы несогласные как в собственных рядах, так и из числа политических оппонентов, он превратился в полновластного диктатора.