– Ну раздевайся, Вулк! – щебетала Тодора, скидывая платье. Она сидела на продавленной кровати, застеленной серой с разводами простыней.
Вулк подошел к Тодоре. Девица заулыбалась и изогнулась в соблазнительной позе.
– Делай со мной все, что захочешь, Вулк! Я – полностью твоя!
– Ты уверена? – с насмешкой произнес гость и расстегнул плащ.
Тот с тихим шелестом соскользнул на дощатый пол. Взметнулась рука, сверкнули синий бриллиант перстня и остро заточенное лезвие скальпеля, гладкая поверхность которого отразила ничего не понимающее лицо проститутки Тодоры.
Вулк зажал рот отчаянно сопротивляющейся девицы и прошептал:
– Ты права, ты станешь моей навсегда!
Как и предписывает служба, городовые Исихий и Симеон совершали утренний обход Ист-Энда. Они занимались этим триста шестьдесят пять дней в году, при любой погоде, вот уже почти десять лет.
– Ночка была спокойная, – рассуждал вслух Исихий. – Всего два мертвяка, да и то не грабеж или насилие, а два дебошира друг друга порешили.
– Туда им и дорога, – вздохнул Симеон.
В отличие от своего приятеля Исихия он никак не мог смириться с судьбой и надеялся, что когда-нибудь это вечное хождение по району, где обитают шлюхи, ворье и убийцы, наконец-то закончится. Его повысят в чине, переведут на бумажную работу в полицейское управление, будут платить на сто форинтов больше, или хотя бы на семьдесят. А так… У них с Исихием самая неблагодарная служба – шляться по улицам, отыскивать трупы и сообщать о них в управление. Тогда-то и понаедут следователи, которые ничем не занимаются, нежатся всю ночь в теплой постели, получают в месяц по полтыщи и корчат из себя самых умных. А ведь вся полиция на таких, как он, Симеон, да на таких, как его дружок Исихий, держится!
– Непорядок! – сказал его приятель и указал на переулок, в котором клубился белесый туман.
Симеон вздохнул. Приятель чересчур ретиво относился к исполнению своих обязанностей. И вообще, что такого страшного, если кого-то из продажных девок грабанут или прирежут. Сами виноваты, нечего заниматься греховным делом! А Исихий всюду нос сует, вот в прошлом году углядел труп около берега, так сколько мороки было: пришлось мертвяка выуживать из ледяной воды, а кто полез в реку? Разумеется, он, Симеон! А тело-то уже порядком разложилось, хвататься за него было страшно! Водяные трупы – самая мерзость: белые, раздувшиеся, без глаз, губ и носа – их пожирают раки, рыбы или жабы. После такого всю ночь проворочаешься с боку на бок и очей не сомкнешь!
– Да вроде все в порядке, – вставил Симеон.
Исихий пошевелил рыжими усами и рявкнул:
– У тебя все и всегда в порядке! Не видишь – дверь нараспашку открыта!
– И что такого? – простонал Симеон, хотя прекрасно понимал: в Ист-Энде это может значить одно из двух – или хозяев нет дома и кто-то, пользуясь этим, их ограбил, или хозяева дома были, но воров это не смутило – они забрались внутрь и, прибив владельцев, вынесли все барахло. И в том, и в другом случае ничего хорошего это не сулило.
Дверь скрипела на легком ветру, Симеон поежился.
– Эй, у вас все в порядке? – крикнул он в проулок. Молчание было ему ответом.
– Может, пойдем дальше? – Симеон знал, что через десять минут их смена закончится и он сможет отправиться домой, где его ждет любимая жена и тарелка наваристого огненного борща с мозговой косточкой. Он всю ночь об этом мечтал, представлял, как сначала проглотит две тарелки этого самого борща, а потом отправится с женой в теплую постель. И вот – эта раскрытая дверь! Какая разница, что там случилось, все равно уже ничего не изменить! А любопытство нудного Исихия приведет к тому, что домой Симеон попадет под вечер.
Исихий строго посмотрел на него (напарник ему не нравился, вечно норовит наплевать на обязанности и увильнуть от работы, позорит полицейский мундир, одним словом) и шагнул в переулок. Симеон, кляня его в душе, поплелся за ним.
– Королевская полиция Экареста! – заорал Исихий с порога. Симеон заткнул уши – рык у напарника был почище паровозного гудка.
Исихий потоптался у двери, затем шагнул в серую мглу небольшой комнаты.
– Фи, ну и запах! – скривился Симеон, следуя за товарищем. Тот, чертыхаясь, пытался найти лампу. Наконец оранжевый огонек осветил помещение.
Симеон заметил на кровати женщину. Привалившись к плохо покрашенной стене, она, казалось, спала.
– Ну вот, видишь, все в порядке, – прошептал он, дергая Исихия за рукав. – Пошли, не будем ей мешать, а то она еще заявит, что полиция без спроса в ее дом ввалилась…
Исихий молча указал на стены и на пол. Симеон пригляделся. То, что он принял за неудачную покраску, на самом деле было разводами застывшей крови. Симеон ахнул и перекрестился.
– Боже, да что же с ней произошло? – заплетающимся голосом спросил он. – Здесь прямо как на бойне, все в крови!
Кровать, постельное белье, стены и пол комнаты были забрызганы кровью. Кровь была на всем, даже на куске черствого хлеба, который лежал на грубо сколоченном столе у крошечного очага.
Симеон почувствовал, что его мутит. Исихий тронул за плечо женщину и перевернул тело на спину.
– Матерь Божья! – прошептал он и непроизвольно отступил на шаг назад.
Чудесные золотистые волосы обрамляли овальное лицо жертвы.
– Он вырезал ей сердце! – задыхаясь, произнес Симеон.
– Да вижу я, – буркнул Исихий. – А перед этим горло перерезал, чтобы она не орала. Поэтому так много крови. Этот зверь вырвал у нее из груди сердце! Что за черт!
Симеон на полусогнутых ногах добрел до табуретки и брякнулся на нее. Ему приходилось видеть много трупов, и почти всегда они были окровавленные и обезображенные, но с подобным он сталкивался впервые. Чтобы кто-то вырезал у человека сердце!
Исихий осматривал тело, Симеон, качаясь, приблизился к чайнику, висевшему над очагом. Во рту пересохло, ему ужасно хотелось пить. Он припал к теплому еще чайнику и стал жадно глотать воду.
Вкус у воды была какой-то странный, да и в чайнике что-то колыхалось. Но это Симеон понял, только когда ощутил на губах солоновато-приторный привкус крови. Чайник выпал у него из рук.
Они были в крови.
– В чем дело? – спросил, подбегая к нему, Исихий.
– Там… Там… Там… – трясущимся пальцем Симеон указал на лежавший на полу чайник, из которого вытекала красная жидкость.
– Вытрись, – Исихий швырнул Симеону грязное полотенце со стола. – А то выглядишь, как вулкодлак [1] , весь рот в крови. Говорил же я тебе, что на месте преступления ни к чему нельзя прикасаться и тем более в рот совать.
Исихий склонился над закопченным чайником, заглянул в него одним глазом. Судя по тому, как бравый полицейский побледнел, он увидел что-то воистину ужасное. Исихий схватил со стола тарелку, выбросил из нее хлеб и опрокинул туда содержимое чайника.