Вопросов было несоизмеримо больше, чем ответов. Кто сказал, что сын президента не способен на убийство? Он знал Драгушку – помнится, не так давно все желтые издания страны опубликовали их совместное фото – пьяноватый Сергий поддерживает за талию Драгостею, задирающую в позе Мэрилин свою мини-юбочку. Подали его под смачным заголовком: «Власть обожает оппозицию». Папе-президенту такое паблисити не понравилось. И ее маме – главе демократической партии, тоже.
Имеет ли Сережа Бунич отношение к смерти Драгуши Ковтун? Преступление ли это на почве страсти или выходка великовозрастного охламона, накачавшегося наркотиками? Мне не хотелось выяснять это.
Там, где замешаны сильные мира сего, а в особенности дети президента, возможно все.
Я ретировался и снова оказался в холле галереи. Массивная Серафима Ильинична Гиппиус завершала напутственную речь.
Заревласта, увлеченная перепалкой с подругами, не заметила моего отсутствия. Я вручил дамам по очередному бокалу шампанского.
– Дусик, на тебе лица нет, – произнесла Динара. – Кстати, тебе так идет бледность!
Я через силу улыбнулся.
– Дорогая, – шепнул я на ушко Заревласте, – быть может, мы уже поедем домой?
– Ты что! – воскликнула моя любовница. – Сейчас состоится открытие галереи. Нас ожидает много забавных сюрпризов!
Я вспомнил о теле Драги перед картиной-двойником. Заревласта и не подозревает, какие именно сюрпризы нас ожидают. Интересно, а меня кто-нибудь видел?
Я постарался отыскать среди гостей Сережу Бунича, но молодой человек исчез. Если он… Если он имеет некое отношение к смерти «нашей Пэрис», то задерживаться около ее бездыханного тела ему нет резона.
Настал момент, когда матушка Стефана-младшего, хрупкая пожилая леди, перерезала красную ленту золотыми ножницами, которые на серебряном подносе поднес ей сын.
Галерея была официально открыта. Заревласта взяла меня под руку и сказала:
– Дусик, не стоит туда ломиться в первых рядах. Подождем, пока толпа рассосется.
– Ты права, – ответил я Заревласте. Мы задержались в холле, смакуя превосходное французское шампанское. Ждать пришлось недолго. Сразу несколько отчаянных воплей внесли сумятицу в ряды собравшихся.
– Что это? – испуганно проговорила Динара. – Только бы не террористы!
Я знал, в чем дело: первые гости наткнулись на тело Драгуши, но предпочел не выказывать свою осведомленность.
– Дорогая, – обратился я к Заревласте, – и все же я предлагаю ретироваться, пока у нас есть возможность. Отчего-то мне кажется, что сейчас лучше всего уйти по-английски.
Заревласта, заметив панику среди гостей и суетящихся охранников, вняла моим предложениям, и мы покинули холл галереи, направившись к автостоянке.
Настроение у меня было отвратительным, и для этого имелось несколько причин. После обнаружения в колодце на моем дачном участке чемодана с трупом-мумией последние дни превратились в настоящую пытку.
Полиция пожаловала, когда окончательно стемнело. Мне пришлось до полуночи отвечать на вопросы нескольких полицейских чинов и объяснять, каким образом я наткнулась на чемодан. Никто не мог поверить, что это был прямой результат спасательных действий, направленных на извлечение Василиска из западни.
Мелкие полицейские чины удалились, их сменило начальство. Особое подозрение вызвало то, что, во-первых, труп обнаружен на моей даче, причем никто не мог взять в толк, что о существовании колодца я не знала. Во-вторых, мне вменялось в вину то, что я самовольно открыла чемодан, а не проинформировала полицию об обнаружении мертвеца.
– Помилуйте! – кричала я. – Не открой я крышку, никакого бы мертвеца и не было! Как я могла, не открыв чемодан, знать, что находится внутри? Я вам не Терминатор, у меня нет рентгеновского аппарата в правом глазу!
В-третьих, у бедняжки Татианы, чье мумифицированное тело я обнаружила на дне пересохшего колодца, имелась в наличии моя книжка с моей же дарственной надписью! По мнению кое-кого из полиции, это было не просто подозрительно, а крайне подозрительно!
– Будь я убийцей, то, поверьте мне, не стала бы вызывать полицию и открывать чемодан! Неужели это так сложно понять? И вообще, убей я эту несчастную, которую в глаза никогда и не видывала, то не стала бы прятать ее на своей даче, а зарыла бы в лесополосе или утопила в речке!
Мои кровожадные слова, призванные рассеять подозрения, только их усугубили. Мне пришлось доказывать, что я веду речь не о совершенном мной убийстве и не о том, как я избавилась от трупа, а о гипотетической возможности. Подполковник, который беседовал со мной, похоже, не знал, что такое гипотетическая возможность.
– Серафима Ильинична, – изрек он, – если вы имеете ко всему этому безобразию отношение, то вам лучше сделать чистосердечное признание. Суд учтет ваше раскаяние при вынесении приговора!
– О, я раскаиваюсь! – заорала я так, что даже Василиск, непосредственный виновник всей этой катавасии, лежавший на моих коленях, встрепенулся и вонзил в меня коготки. – Раскаиваюсь в том, что не закрыла чемодан и не оставила несчастную лежать на дне колодца! – продолжала бушевать я. – И она пролежала бы там сто лет, а меня никто не истязал бы ненужными вопросами!
Подполковник придерживался иного мнения. С его точки зрения, я была идеальной подозреваемой – знаменитая писательница убивает любовницу мужа и прячет ее тело у себя в колодце!
– У вашего мужа имеются любовницы? – задал мне вопрос гражданин начальник.
– Смотря у какого, – ввергая полицейского в краску, заявила я. – У меня имелось несколько мужей, каждый из которых содержал целый выводок любовниц. И поверьте, молодой человек, мне пришлось бы заполнить этот колодец трупами наполовину или даже на три четверти, если бы я решилась восстанавливать свою поруганную женину честь и уничтожать пассий всех моих экс-супругов!
– Я не веду речь о всех любовницах, возможно, одна из них досадила вам более других, – рискнул предположить подполковник, которого я опрометчиво назвала «молодым человеком». Полицейскому было далеко за сорок, он то и дело утирал обширную лоснящуюся лысину подозрительно багрового цвета.
– Вам стоит использовать крем для загара, – сказала я и пояснила, видя полное непонимание в глазах подполковника: – Ваша лысина, ее надо смазывать кремом. Кожа на голове очень нежная, и если вы будете подвергать ее прямому воздействию солнечных лучей, непременно заработаете меланому.
Подполковник проигнорировал мою заботу о его здоровье и потребовал дать отчет обо всех пассиях моих мужей.
– Скажу вам честно, я не вела им счет и не записывала их координаты в записную книжечку, – саркастически ответила я. – Мне не было нужды убивать их, наоборот, я благодарна им за то, что они избавили меня от общества моих же мужей. И я им сочувствую – все мои супруги были избалованными, закомплексованными, чванливыми неудачниками. Я бы не только не убила тех женщин, которые увели их у меня, а вручила бы им переходящее красное знамя мыловаренного завода!