Скрестив руки, он продолжил.
– Во-вторых, вы полагаете, что можете настолько запугать нас, что мы предадим свои армии, чтобы спасти свою жизнь? Но мы так же преданы нашему делу, как и любой наш солдат. А потому мы готовы отдать свои жизни в случае необходимости. Я не жду, джентльмены, что вы поверите мне на слово, – а потому докажу это своим поступком.
Он поднял руку и показал на бицепс левой руки.
– В подкладку моего пиджака была зашита ампула с ядом. Когда я скрестил руки, я ввел яд в кровь. Я не боюсь смерти и не желаю, чтобы вы использовали меня в роли заложника.
Он моргнул, словно что-то попало ему в глаза.
– Мистер Бекер, боюсь, вам придется… Он упал лицом на стол, но уже не почувствовал боли. Двое других представителей корпораций даже не взглянули в его сторону. Они продолжали смотреть на военных за столом, сидевших в оцепенении.
– Мне кажется, мистер Ямада очень точно выразил нашу позицию, – произнес Бекер. – Я тоже со своей стороны не желаю продолжать эту дискуссию. Он встал, и Уилсон последовал его примеру.
– Мы уходим, господа. Можете стрелять, если полагаете, что это вам поможет.
– Мне по-прежнему все это кажется странным.
– Что именно? – Джуди, смотревшая в окно такси, повернулась к Фреду.
– То, что мы диктуем свои условия правительству. Фантастика какая-то. Да, все это время, что я работал на корпорации, они брюзжали, что власти суют нос в их дела, и злились на всякие ограничения. Иногда нам удавалось выбить какой-нибудь благоприятный для нас законопроект или указ, а иногда просто приходилось переводить бизнес в страну с более благоприятным законодательным климатом. Но вот так, внаглую… Невероятно.
– Очень напоминает Великую хартию вольности.
– Что это?
– Это из истории… Средневековая Европа. Кучка очень знатных и богатых магнатов, денежных мешков той эпохи, заставила короля подписать документ, дававший им право на участие в управлении государством.
– Так мы этого добиваемся?
– Ну, фигурально выражаясь, да. Видишь ли, радость моя, всякая система правления требует добровольного признания ее полномочий. И если народ решит, что не хочет этого, то все сильные мира останутся с носом.
– Только не в коммунистическом государстве.
– И в коммунистическом государстве тоже. Если люди несчастливы или, по меньшей мере, недовольны, они могут взбунтоваться и растоптать своего правителя.
– Но ведь можно просто пристрелить того, кто посмеет высказать недовольство.
– Если недовольных слишком много, то это не поможет. Нельзя же перестрелять всех. И потом, кто будет стрелять? Когда дело заходит так далеко, армия тоже перестает подчиняться.
– Это противоестественно.
– Это самый естественный ход событий для всего мира. Забудь на минутку о правительствах. Посмотри на любую структуру. Ну, хотя бы тред-юнионы в эпоху их становления. Там главную скрипку играли богачи, жирные коты. Это была их игра по их правилам. Но когда условия жизни стали невыносимыми, рабочие очень быстро включились в игру, нравилось это жирным котам или нет.
– Но сейчас профсоюзы не имеют особого влияния.
– Верно, потому что в них теперь нет нужды. Воротилы от бизнеса наконец поумнели и усвоили, что рабочий должен быть сыт и доволен, если они хотят спокойно жить. Условия, породившие тред-юнионы и оправдывавшие их существование, исчезли, и люди перестали понимать, на что они, собственно, платят взносы. Так же как корпорации не понимают, почему они платят налоги государству. Невозможно насильственно заставить людей быть лояльным по отношению к системе. Это или есть, или этого нет. Сила инерции может поддерживать статус-кво, но до определенного момента. Если прилив начался, его уже не остановить.
– Очень похоже на переворот.
– В сущности, это и происходит. Все правительства еще существуют лишь потому, что корпорации и мараться не станут, чтобы делать всю ту грязную работу, которую выполняют государственные структуры. Но при этом мы получили все, что хотели. Они попробовали показать свою власть, но только продемонстрировали всему миру свое бессилие.
– Ну и что будет теперь?
– А теперь будет вот это. – Джуди показала через окно на огромное здание из стали и стекла. Такси притормозило у бровки. – Первый Объединенный Совет Посредников, наиболее представительная ассамблея стран свободного мира. Здесь собрались посланцы всех крупнейших корпораций и промышленных групп, чтобы решить, каким мы хотим видеть мир.
Когда они поднимались по лестнице, Джуди прильнула к нему.
– Не отходи далеко, ладно?
– Нервничаешь? После всех твоих разговоров в машине я думал, ты готова схватиться с любым членом Совета.
– Дело не в Совете. Мне не нравятся вон те. – Она кивнула в сторону бродивших по холлу наемников. Обходительная улыбка, с которой они проверяли удостоверения делегатов, не могла скрыть холодной жестокости их глаз.
– Эти? Ну что ты, дорогая, это же наши герои. Что бы мы сейчас делали без них?
– Все равно они мне не нравятся. Это звери. Джуди ускорила шаг, так что Фреду пришлось почти бежать за ней.
– Как тебе это нравится?
– Что? – Тидуэл подошел к перилам на площадке между этажами посмотреть, куда это с таким интересом уставился Клэнси.
– Да вон та красотка со старым козлом. Ну и ну…
– Приятно видеть, за что ты боролся. Верно? Чтобы какой-то жирный кот мог притащить сюда свою шлюшку.
– Не надо недооценивать их, Стив. Они сражались не хуже нас. Просто другими методами.
– Возможно. – Тидуэл отвернулся и снова закурил, облокотившись о перила.
– Что с тобой сегодня, Стив? Ты прямо сам не свой.
– Не знаю. У меня странное предчувствие. Что-то будет.
– Что именно?
– Не знаю. Может, просто нервы сдают. Я не привык стоять вот так и ничего не делать.
– Ты просто немного перенапрягся. Слишком долго был в полевых условиях. Скоро пройдет.
Они постояли молча. Потом Тидуэл отошел от перил и раздавил в пепельнице сигарету.
– Клэнси, что ты знаешь о самураях?
– Не много. Они здорово рубились в одиночку, но были скверной армией.
– А ты знаешь, что случилось с ними?
– Нет. Может, вышли из употребления, когда изобрели порох?
– Неверно. Их обрекла на вымирание перемена системы.
– Как это?
– Ну, они были чем-то вроде профессиональных телохранителей, охранников. Тогда Япония представляла собой раздробленную страну со множеством удельных княжеств, во главе которых стояли князья-военачальники. Всякий, у кого были деньги и земля, имел самурайский клан, защищавший его и его владения от нападок соседей. Постоянные набеги и феодальные войны были их единственным занятием на протяжении нескольких поколений. Потом произошло объединение страны под властью сегуна, который распространил свою власть на всю территорию Японии. Самураи стали больше не нужны, да и содержание их обходилось слишком дорого, кланы начали распадаться, и многие бывшие воины превратились в бродяг и разбойников.